Галина Остапенко - Крест

Дальше, вверх по Киренге, пароходики, даже маленькие, уже не идут. Папа договаривается с местными жителями, у которых есть лодки, довезти нас до деревни, где живут его родители. Это вверх по реке еще более 80 километров. Несколько лодок связывают на длинных веревках друг за другом. Получается своеобразный караван. Первую привязывают к моторной лодке, которая и тянет всю эту цепочку. Лодки загружают нашим багажом. Нас рассаживают в них и моторка, натужившись, трогается с места. В каждой из лодок кроме последней находится мужчина, который веслом управляет ею, чтобы не занесло в сторону. Борта наших маленьких суденышек почти наравне с водой. Мы сидим, не шелохнувшись, боясь, лишний раз заговорить. Вода такая прозрачная, что видно дно. Плавать я не умею и мне страшно. Плывем долго. Со всех сторон тайга. Иногда берега реки пропадают и превращаются в отвесные скалы. Около одного из утесов что-то происходит. Мы видим испуганные глаза мамы. Она смотрит назад, где последняя лодка. Эту лодку вдруг начинает бросать из стороны в сторону, крутить как щепку. Она зачерпывает воду, тяжелеет и скрывается в пучине, стараясь утянуть и другую, в которой люди. Мужчина успевает перерезать ножом веревку и тем спасает нас.

Становится еще страшнее. Ноги затекли. Нам не разрешают шевелиться, чтобы не раскачать перегруженную лодку. Мы то дремлем под шум моторки и воды, то смотрим на беспрерывно меняющийся пейзаж. Совершенно дикая природа. Кажется, что в этих местах невозможно жить людям, что они приспособлены только для диких зверей. Это потом я полюблю ее и оценю мужественную красоту Сибири. Когда же, наконец, мы прибудем на место!

Наконец мы видим на высоком яру бревенчатые дома. Это и есть наш конечный пункт, деревня Мунок. Более глухого Медвежьего угла я не видела. Здесь живут мои бабушка и дедушка, папины родители. Мы идем к ним. Домик их совсем маленький, я не знаю, как мы в нем расположимся. Внутри, кажется, еще меньше места. Всего-то общая комната и маленькая кухонка. Нас встретили дедушка Евгений, бабушка Агафья и девочка Дина, как оказалось, моя двоюродная сестра. Мать ее умерла, отец бросил, и бабушка с дедушкой воспитывали её. Разница в возрасте у нас была в один год, но я была меньше ростом и совсем не походила на будущую школьницу. Она жалась к бабушке от нашего шумного семейства. И мы молча смотрели друг на друга.

Постепенно мы привыкали к новой жизни, совершенно отличающейся от той, откуда мы приехали. Мы попали в прошлое время, во «вчера». От электричества около Москвы мы перешли к керосиновым лампам здесь. Даже радио будет проведено потом, при нас уже и мы будем радоваться вместе со всеми музыке из черных «тарелок», висящих на стене. Деревенька тянулась одной улицей по высокому берегу реки, была веселой и солнечной. Оказалось, что все в ней – родные, связаны близкими или более далекими родственными корнями. Двери домов не запирались, не было никаких замков. Если хозяева отсутствовали, на двери была навеска, а в нее воткнута щепочка. Значит, дома никого нет. Женщины работали в поле и на ферме. Почти все мужчины были охотники и рыбаки. Папа стал «ходить в тайгу», как здесь говорили об охотничьем сезоне. Был хорошим рыбаком. Таких тайменей (лососевая рыба), редко кто приносил. Мама по специальности учитель и ей позднее дали место в школе. В школе же была и квартира для учительской семьи, куда мы со временем и перебрались.

В сентябре мы пошли в первый класс. Я с братом (я на год позднее из-за болезни) и две Дины, мои двоюродные сестры. У другой Дины – тетя Маруся приходилась нам родной тетей, растила двоих детей: сына Илью и дочь Дину, одна. Мы все подружились и в играх были вместе. Ходили в гости друг к другу, играли, росли. Ходила я уже более уверенно, но всё равно отставала в силе, росте. Мне очень нравилось бегать, но меня всегда обгоняли здоровые дети. Очень хотелось быть как все. Но не получалось. И всё-таки я стала крепче, научилась играть в подвижные игры на улице. Игрушек ни в одном доме не было. Но мальчишкам отцы делали деревянные ружья, пистолеты, а девочки играли в школу или в магазин. Но всегда это было на улице. Находили осколки разбитой посуды, рвали траву и играли в магазин или в семью.

Пришёл сентябрь. И мы, пятеро сестёр и братьев, отправились в школу. Учила нас вначале не мама, а Анна Прокопьевна Антипина. В одной комнате находилось сразу два класса: первый и третий, а в другой – других два класса – второй и четвертый, которые вела мама. В каждом классе было всего по 4-5 человек. Парты стояли в два ряда. Один ряд – это мы – первый класс, второй ряд – это третий класс. Когда учитель объясняет урок для нас, третьеклассники ждут своей очереди. Дав нам задание, Анна Прокопьевна начинает объяснять «старшим», другому ряду. Мы забываем о своем задании, и раскрыв рот, слушаем о круговороте воды в природе, об органах дыхания лягушек. Очень трудно сосредоточиться на своих палочках и закорючках, когда рядом говорят о таком интересном. А через тонкую дощатую стенку слышен мамин голос, объясняющий четвероклассникам урок истории.