Герш Тайчер - Эмигрант

В общем, у меня было всё, что нужно нормальному советскому человеку. Иногда даже больше нормы.

Но оказалось, что я ненормативный человек, мне нужно было что-то другое. Я оттуда уехал. В один прекрасный момент собрал то немногое, что может пригодиться на новом месте, и уехал. Это был мой выбор.

В детстве мне думалось, что математики и физики – самые привлекательные люди в мире. Причём физики чуть привлекательнее, чем математики. Они не такие закомплексованные, более разносторонние из-за универсальности физики как науки. Мне казалось, что если я стану физиком, то девочка из соседнего класса с прекрасным еврейским именем Броня полюбит меня, а если вдобавок я стану знаменитым физиком или даже лауреатом Нобелевской премии, то эта любовь станет ещё крепче и будет длиться вечно.

Нормальный читатель может подумать, что эти рассуждения о поиске будущего весьма легкомысленны и что вообще всё это чушь собачья.

Так-то оно так, но немного обидно, что чистая правда в моём представлении иногда звучит как выдумка и кажется кому-то моими фантазиями. Когда рассказываю, например, как из Черновиц в Новосибирск ездил с деревянным чемоданом, наполненным книгами, мне говорят: «Это ты придумал прикольно». Но это чистая правда, хотя в такое сейчас трудно поверить. Многие теперь даже не знают, что чемоданы могут быть деревянными.

Каким же я видел своё будущее? Очень простым и красивым. Я, загорелый, с весёлой улыбкой, в чистой белой сорочке с расстёгнутыми двумя верхними пуговицами, иду в гору. Лёгкий ветерок дует мне в лицо и полощет мои непокорные волосы. Шагаю я в самом центре группы молодых людей, и все они такие же радостные и счастливые, как я. Мы чётко видим свою цель и смело идём к ней, твёрдо уверенные, что рано или поздно достигнем её.

Реальный же путь к физике оказался несколько иным. Не то чтобы противоположным представляемому, но как-то шёл он не всегда в ту сторону и был очень извилист. Всю жизнь у меня возникали какие-то дикие идеи, в которые я честно верил и следовал им безукоризненно и самоотверженно.

Теперь я, конечно, понимаю глупость и необоснованность подавляющего большинства из них. Но раньше был готов за эти идеи идти в бой с неимоверными потерями времени и энергии, потому что без этого не видел собственного будущего. Я боролся за свои идеи до конца и в некоторых случаях побеждал, а если и не побеждал, то, по крайней мере, продвигался куда-то. Вперёд или не очень – не имело значения. В худшем случае я перемещался, и это лучше, чем топтаться на одном месте. Но и это не самое главное.

Самое главное состоит в том, что я верил в свой успех. А сейчас, при достаточном количестве сухарей, мои шансы на успех значительно возросли.

Во время учёбы в ульпане у меня сформировалось приблизительное представление о возможностях работы в Израиле конкретно для меня. В основном это были виды деятельности, связанные со строительством, ремонтом или простым сервисом. Мне хотелось стать тут, например, сварщиком. Об этом я стал мечтать ещё перед отъездом из Советского Союза и даже получил первичный инструктаж по этому поводу от Вовки Кравцова, моего старого приятеля с черновицкого машзавода.

Стать астронавтом, высококвалифицированным врачом или большим учёным мне даже в голову не приходило.

Тем не менее, наступило время и тут делать выбор – куда идти и чем заняться после ульпана. Именно делать выбор, но не обязательно было сделать его немедленно. Меня никто в шею не гнал и не торопил. Здесь было всё по-капиталистически просто: хочешь наслаждаться жизнью, гулять, есть и пить – работать не обязательно, а если хочешь всю жизнь мучиться, как все богатые и успешные люди, – работай.

Израильское государство оплачивало мне расходы на проезды и командировочные для поиска работы. И я стал «на халяву» колесить по всему Израилю.

Но всё оказалось проще и ближе.

И вот в один тёплый апрельский день я прибыл в Институт естественных наук имени первого Президента государства Израиль Хаима Вейцмана, который находится в городе Реховот.