Герш Тайчер - Эмигрант

Со временем у меня в одном из пустующих учительских шкафов даже образовался небольшой продовольственный склад. Алкоголь там держать, правда, я не решался, так что моё заведение всё-таки нельзя было полноправно называть «ночным баром». Да и мои ночные гости вели себя по-капиталистически культурно, никто не дрался и песен никаких не орал. Только душевные разговоры в тишине, под ночным израильским небом, которое становилось всё более родным.

Очень скоро, то ли по запахам, то ли по другим причинам, неизвестным современным наукам, местные парни учуяли ежевечернее скопление прекрасного пола в ульпане и похотливым шагом стали неумолимо приближаться к нему. Но они могли дойти только до ворот, где угрожающе и непоколебимо стоял человек с ключами, то есть я.

Вполне закономерно включилась легендарная черновицкая смекалка и субботними вечерами в ульпане стало работать агентство срочных знакомств под скромным, но многообещающим названием «Твоя душенька здесь», которое я незамедлительно единолично учредил.

Агентством проводился всесторонний анализ каждого потенциального клиента, и вполне научно определялись рамки его возможностей. Только потом я любезно знакомил клиента с девушками.

В должности сводника я был суров, но справедлив, потому что педантично следовал международным правилам сводничества. Этим я вскоре заслужил стойкий авторитет и уважение по всему периметру ульпана. Но самое главное – я приносил людям счастье. Например, я познакомил одного молодого иерусалимского парня с единственной наследницей семьи швейцарских банкиров.

Должен отметить, что девушка швейцарского происхождения поначалу вспылила и сделала вид, что сильно обиделась на меня. Так полагается у молодых девушек. Но потом всё наладилось.

В соответствии с теми же суровыми законами капитализма, в выходные, свободные от сводничества дни, я продолжал белить дома и квартиры либо ухаживать за газонами и цветами в домах жителей Иерусалима. Поэтому по истечению буквально пары месяцев у меня скопилось целое состояние, которого вполне могло хватить на несколько лет самой расточительной средиземноморской кухни.

А вот поваром в ульпане я так и не стал. Не оценила меня всесторонне Алла Михайловна. Может, оно и к лучшему.

Это могло бы произойти в первый же день моего пребывания в ульпане, но не случилось из-за отсутствия подходящей тары. Но уже на второй неделе я начал… сушить сухари. Не пропадать же добру. К концу обучения моего запаса провианта хватило бы мне на полноценное кругосветное путешествие.

Велосипед мой, как полагается, был смазан, ботинки ещё не сносились, а брюки пока заметно не протёрлись. Да и денег у меня была приличная сумма. Я был готов идти, куда скажут, но никто мне не говорил, куда идти. Я даже тогда обиделся было на израильтян за чёрствое капиталистическое отношение ко мне.

Нужно было действовать самому.

В зависимости от наших личных данных, возможностей, представлений и многих других факторов, а также от внешних условий, мы в своей жизни действуем соответствующим образом. Иногда какой-то совершенно случайный шаг может коренным образом изменить твою жизнь. Но в любом случае, если ты сам стремишься что-то в ней менять, это всегда получается. Удачно или неудачно – это другой вопрос.

Как читатель успел уже убедиться, я – большой любитель кардинально менять свою жизнь, делая для этого очередной неожиданный выбор.

Чего мне, например, не хватало в СССР? Да всего хватало, кроме, может быть, бананов.

У меня там всегда имелись девушки, частенько бывали деньги на кино и пирожки, время от времени появлялось какое-то жильё и при удачном стечении обстоятельств – работа. Ежегодно я отдыхал в горах, на реке или на море, пусть Чёрном, а не Красном, например, но тоже море. У меня были друзья и враги, скрытые и явные, что тоже нормально. Я не нуждался в тряпках, джинсы и туфли «на платформе» – это не моё. Мне было наплевать на американские сигареты и буржуйские алкогольные напитки. Я нормально пьянел от советских и спокойно курил молдавскую «Дойну».

Меня не интересовали собственные легковые машины, пароходы, заводы, плантации и другие средства угнетения пролетариата. Моя советская безработица была лёгкой формой безделья, при желании её можно было преодолеть. Поэтому я не боялся безработицы капиталистической. Руки, ноги, кое-какие умения есть – можно работать везде.

На идеологию и политику тогда мне было просто наплевать. Я получил прекрасное образование, окончив хороший университет, изучил физику с математикой и мог этим заниматься всю оставшуюся жизнь в каком-нибудь НИИ под Москвой или в Новосибирске. Но я захотел радикальных перемен, сделал иной выбор и оказался в хуторе Замогила, в самой настоящей «дыре». Я уверовал в Сухомлинского и в свою особую миссию нести знания в молодые головы. Мне позволили это делать, а вернее, я сам разрешил себе заниматься этим какое-то время.