Екатерина Кирасирова - Полёт журавля. Пазлы

В тамбуре было не накурено. «Сонные мухи, – подумал он, глядя на затоптанные фантики, окурки. – Мухи». Где-то в углу, ответом на его мысли раздалось тихое жужжание. Парень достал сигарету и прикурил. Проснувшаяся муха пролетело мимо, стукнулась в окошко, полетела обратно. Миша следил за ней глазами. Насекомое ползало по дальнему от него стеклу. «Муха летала по кухне, махая крыльями, – с улыбкой подумал он. – Круг и еще круг, и снова, и вот опять», – складывались в его голове пришедшие на ум слова.

За окном пролетали деревья, маленькие домики, озерца. Где-то, там куда не доставал взгляд, лежали горы, воспеваемые в песнях и стихах людьми, вынужденными пребывать среди них. «Может и не сложилось бы столько прекрасных творений, не будь на этом свете ссылок», – думал он, затягиваясь. Деревья с пронзенными солнцем верхушками, рассматривали замедляющий ход поезд. Сонные люди, вернувшиеся из снов, устало и недовольно собирали нехитрый скарб. Проводница проходила по вагону, отвечая на один и тот же вопрос, на который отвечала уже очень давно. По крайней мере, так показалось вернувшемуся из тамбура Михаилу – женщина с темными прямыми волосами работает проводницей не меньше пяти лет. Он сложил белье, собрал спальное место и поставил гитару напротив себя собеседником. Солнце ласково освещало землю. Приближалась Москва.

***

– Ты думаешь, если ты путаешься с парнями, значит взрослая?! Стерва малолетняя! – Кричала женщина лет сорока с красным лицом и выпученными глазами.

Рада смотрела на нее в упор, немигающим усталым взглядом. Скандалы ей давно были не в новинку.

– Да как ты могла! А о матери ты думала, когда решила детей заводить?! Чем их кормить, скажи мне пожалуйста! – Женщина все еще бесновалась. Ее дочь сидела у окна и на ее лице не дрогнул ни один мускул. Поплакать она сможет потом, когда останется одна. Когда мать выгорит наконец и уйдет в свою комнату. Когда наступит новый день… Когда-нибудь.

Девушка твердо решила, что не будет рожать. «Для кого? Зачем?» – два вопроса, которые уже приелись своей неизменностью и постоянством. Две гранитные глыбы, маячившие возле самых глаз. Они постепенно таяли, открывая внутреннему зрению необъятные дали будущего. Другого будущего – без Паши, без ребенка…

– Посмотрела бы я на этого козла, который захотел стать папашей! – Кричала мать. Жилы на ее шее вздулись, и женщина почти задыхалась. Глаза налились кровью, руки тряслись и слегка полное тело, казалось, увеличивалось в размерах, словно мать превращалась в большого злого тролля, готовящегося сожрать и дочь, и подоконник, на котором она сидела.

– Он ушел, мама. – Спокойно проговорила девушка, когда словесный водопад иссяк. Женщина переводила дыхание.

– Так тебе и надо! – С ненавистью глядя на дочь выплюнула женщина. – Вот и сиди тут на этом месте! Рыдай, идиотка! Твой папаша также тебя кинул. – Женщина, повернувшись направилась в свою комнату, и девушка услышала, как она зло кинула «дура». Она не обратила внимания. Время слез уже давно забылось в детстве.

***

Курский вокзал. Сонные торговые ряды, залитые светом, полупустая площадь, все еще непроснувшиеся люди, с чемоданами, направляющиеся на остановки, исчезающие в столичной подземке или вызванивающие такси. Стая голубей, заглушающая проходящий транспорт, настойчиво следующая почти за каждым проходящим. Городские голуби не пугливы, давно привычные к непростой жизни. Они очень напоминали людей, или люди, становились похожими на птиц – без цели, без радости, вечно либо спешащие, либо скучающие. Проводящие жизнь в маленьких заботах.

Михаил не знал куда ему идти, а спрашивать не хотелось – он был гордым голубем. Шагая по Земляному валу, повесив на спину гитару, он рассматривал красивые старые дома, с выбивавшимися из антуража маленькими магазинчиками и большими вывесками на их фасадах. Что не говори, а Москва не зря была столицей! Конечно ее сделали, конечно вокруг нее висел в воздухе неизменный ореол собранный из бахвальства и самомнения, присыпанный сверху пафосом, словно огромный пончик сахарной пудрой. И внутри этого пончика-тора жили обыкновенные люди, с самыми обыкновенными слабостями и желаниями. Отличающиеся может быть одеждой и уровнем достатка, но со слабостями, описанными в книгах, когда тор-пончик был не таким плотным, гораздо меньше. Когда еще не было так много вокзалов и железных дорог, тянущихся от него и к нему и распространявших фантастические слухи, вытекающие из него приторной начинкой.