Перегородка – «шлагбаум встреч», как ее крестили почти все входившие в верхние двери, – из-за которой появилась девушка, находилась почти перед самым выходом с лестницы и достаточно близко к нему (поэтому и останавливала, смотрящих себе под нетвердые ноги августейших особ). Она, самая высокая из всех, разделяла женскую и мужскую половины уборной. Когда-то давно этот шлагбаум, соединивший немало рук, как и все перегородки в этом месте был белым. Но покрасочные работы в помещении проводились, очевидно, своими силами и без особой любви к искусству. В некоторых местах, где краска ложилась толстым слоем, зияли внушительные дыры сколов и голый, серого цвета, гипсокартон зябко выглядывал из них. Краска, кусками падающая на пол – разлеталась. Ее убирали. А иногда не убирали.
Бетонные стены и пол, с размазанными по ним, вместо краски, цементом (при особом осмотре, можно было найти кровь, хотя ее редко кто видел. Отчасти потому, что в клубах, особенно таких, где играли просто любительские коллективы, лишь бы звучало громко и с драйвом, это нередкое явление, а отчасти – благодаря тусклому свету нескольких лампочек, укрепленных в потолке и затянутых стальными решетками).
Девушка по-прежнему молчала. Первая вспышка удивления прошла. Спускаясь сюда, она не могла видеть парня, поэтому была не готова к незнакомому голосу, на долю мгновения показавшимся ей собственным. Она перестала плакать. Потому что кто-то был рядом, а не оттого, что ей помешали. Недоверчивость во взгляде уходила. Глаза начали обретать ясность: она не была пьяной.
А он говорил. Пара фраз, и, казалось, время растянулось в половину вечности. Когда он умолк, ей почудилось, что в мире стало тихо-тихо. И тут девушка просто подошла и прижалась к парню всем телом. Обняла его руками, вдыхая запах одежды, истекающего дня так, словно это был единственный в мире человек. Словно бы их было только двое, а музыка звучала из колонок.
От парня не пахло алкоголем, и она почувствовала уверенность. Петя не пил. Ее Петя не пил никогда. Незнакомый парень не был им, и девушка это осознавала, но все-таки мелькнувшее воспоминание заставило ее проникнуться чем-то близким, теплым, но безвозвратно утерянным.
Он удивился, но в ответ обнял девушку. И, неожиданно для себя, поцеловал ее в макушку. Зачем? А не важно. Он как-нибудь потом придумает. Может, соврет, что очень общительный или обознался (интересно за кого он принял ее тогда?), а может, скажет, что она ему понравилась или он сочувствует. Эти обрывки мыслей пронеслись в голове мгновенной вспышкой и тут же погасли. Девушка не спросила, даже, казалось, не удивилась, что незнакомый человек вот так ее целует в голову. Просто он был одинок бесконечно долго. Ему показалось, что и она тоже.
Они немного постояли в молчании. Тяжелые волны басов с усилием трогали дубовую дверь наверху, но вниз по-прежнему никого не тянуло. Были слышны вопли, музыка, аплодисменты. Но все это существовало там. А здесь внизу в полумраке была другая реальность. Другое время.
– Почему она ушла? – Вдруг спросила девушка. Парень чуть вздрогнул. Не шевельнулся, не попытался отстранится. Просто стоял. Он не убрал рук, когда она спросила.
– Я не знаю. Да и вряд ли кто-нибудь это знает. Даже она сама. – Он с сожалением вздохнул.
Песня наверху сменилась другой, закончившись включившимся громом аплодисментов. – Ей захотелось свободы, а я, как она говорила вечный нытик и не пускаю ее вперед своим пессимизмом. Не развиваюсь. Обычный учитель… – Он умолк Девушка крепко обнимала его, согревая своим теплом, поэтому говорить было легко. Да и просто хотелось выговориться. Парень только сейчас это понял.
– Марина. Она хотела славы, и ей был не нужен неудачник. Наверное так, – проговорил он, после некоторого молчания. – Не было нужно будущее, дом, дети. Мы ни разу не говорили об этом, кстати, но на хотела «жить сейчас», как призывают в популярных ныне группах и с экранов всех электронных приблуд. Хотела быть яркой, свободной, независимой и популярной. Этакой барби-миллионером, «с собственным гаражом на десять тысяч лошадиных сил». С ее слов. – Он не смог подавить смешок: – получается у нее плохо, но тем не менее я здесь, а она где-то.
Волосы девушки пахли лаком, напоминая ему того, кого бы он знал, но еще не встретил. Странное чувство, проявившегося в реальности сна. Знакомая новизна успокаивала. Косуха девушки пахла дождем, мокрой кожей, весенней листвой, и все это пронизывал тонкий, едва уловимый запах розы. «Наверное, духи с утра пахли розой. Красивая, – отметил он про себя. – И словно бы невесомая.»
Читать дальше