Владимир Де Ланге - Вера и рыцарь ее сердца. Книга вторая. Блажен кто смолоду был молод

– Мама, ты что, полячка? – искренне удивилась Вера, впервые в жизни читая свое собственное свидетельство о рождении.

– Да, и что? – излишне строго ответила мама, словно дочь уличила ее в каком-то ужасном преступлении.

– Мама, это даже невероятно интересно – быть дочкой полячки! – попыталась разрядить обстановку Вера.

– Не полячки, а польки! А твой папа – украинец, – поправила мама дочь и ушла на кухню с гордо поднятой головой.

– Пронесло! – вздохнула девочка, а тут к ней подошел брат, чтобы предупредить сестру о сложности этого выбора.

– Вера, я хочу, чтобы у тебя не было проблем в будущем. Быть полькой или украинкой неплохо, но твой родной язык – русский. Думай башкой! Понятно?

Вера подумала и записала себя украинкой, только потому, что ей самой очень нравилось быть украинкой и танцевать украинские танцы.

За день перед тем, как будут вывешены списки поступивших в медицинский институт, отмечался день рождения главы семейства. С утра Римма готовилась к приему гостей, держа дочь на подхвате, а после обеда она отправила ее на рынок за цветами с Сашиным другом, Вовой Коваленко, которого Вера с детства стеснялась, но перечить маме было бесполезно. Для девушки друг брата был пижоном, который говорил так много, что сам забывал, с чего начинал разговор. В его поведении было что-то неестественное, а к ней он относился фамильярно, хотя Вера не была придворной дамой и не нуждалась в особом галантном обращении.

Когда подошел автобус, она в него забежала первой, оставив Володю одного стоять на остановке, и уселась на заднее сиденье. Девушка была довольна собой, так как считала, что освободила друга брата от общения с ней.

Вера не любила быть кому-нибудь в тягость. Впрочем, как только автобус тронулся с места, она тут же забыла о Сашином друге и не увидела на его длинном худом лице появившегося досадного недовольства.

Папин юбилей прошел замечательно, а на следующий день Вера отправилась в институт, где в вестибюле были вывешены списки студентов, поступивших на первый курс. В этом списке Вера нашла и свое имя, ее мечта начала сбываться!

Скоро, скоро она уедет из дома!

– Отдать тебе любовь?

Этот вопрос застал врасплох не только того, кому был адресован, но и саму Веру, задавшую его. К такому беспардонному обращению девушек Шурик не привык, и от удивления он забыл все неудобства езды в кузове грузовика ГАЗ-51, который исправно возил будущих врачей на совхозные поля для сбора картофеля. Ребят набилось в дощатый кузов совхозного грузовика – как селедок в пузатую бочку, и мотор этой разбитой колымаги то надрывно гудел, взбираясь на пригорки, то весело посвистывал, скатываясь под горку, а то противно взвизгивал, пропуская коров на водопой.

Ехать в кузове грузовика было весело. Первокурсников раскачало из стороны в сторону, как при сильном шторме, но недовольных не было. Кто-то сидел на лавках, сколоченных из досок, кто-то – у кого-то на коленях, а счастливчики стояли за кабиной грузовика, чтобы почувствовать дух перемен. Хотя перевозить студентов в кузове грузовика не полагалось, но за исполнение правил безопасности отвечал руководитель студенческого отряда, поэтому шофер не переживал. Если из кузова вывалится какой-нибудь студентик на дорогу, то так тому и быть.

Юноши и девушки с весельем принимали романтику новой студенческой жизни, незаметно присматривались друг к другу. Сельскохозяйственная практика воспринималась счастливчиками, поступившими в медицинский вуз, как поездка на курорт, где езда по проселочным дорогам совхоза на грузовике являлась одной из обязательных курортных процедур.

– Отдай! – после короткой паузы утвердительно ответил Шурик Петров девушке, которая предлагала ему любовь по дороге на картофельное поле. Было видно, что он пребывал в некотором замешательстве, ибо в его ответе слышался двойной смысл: один – отстань, дура, и без твоей любви тошно, а второй – продолжай-продолжай, посмотрим, что из этого выйдет.

– Она в грязи… – еле слышно проговорила Вера, и ее непослушный язык сам дивился смелости хозяйки.

Теперь пауза затянулась.

Шурик не знал, что отвечать ему дальше и стоило ли вообще реагировать на эту сумасшедшую абитуриентку в куртке монтажника. С первых дней сельхозпрактики Шурик получил звание «хам номер три», но никак не звание «Дон Жуан, номер первый». Парень оглянулся по сторонам, опасаясь подвоха, но всё студенческое братство одержимо пело, глотая дорожную пыль: «Наш адрес не дом и не улица! Наш адрес – Советский Союз…» Вдохновленные раздольем совхозных угодий, студенты не обращали никакого внимания ни на Шурика, ни на его соседку в белом платочке, подвязанном под подбородком.