Владимир Де Ланге - Вера и рыцарь ее сердца. Книга вторая. Блажен кто смолоду был молод

Наконец-то Веру пригласили в академический зал. Ожидая своей очереди, она слушала игру черноволосого маленького мальчишки, который уверенно сидел за роялем и без запинки играл свою концертную программу. С легкостью виртуоза, в темпе горного ручья, он исполнил этюды Черни и невероятно вдохновил Веру. Выйдя на сцену, девочка попробовала сыграть в этом же темпе сначала Баха, потом – Бетховена и, уже играя Шопена, поняла, что провалилась. Последним обязательным произведением ее программы был ноктюрн Кулдуса Кужамьярова. Эта ночная песня казахского композитора должна была стать лебединой песней в ее музыкальной карьере. После своего выступления Вера вернулась в зал ожидания, и ее возвращение было встречено высокомерным равнодушием юных пианистов, ведь после такого исполнения Бетховена и Баха для одаренных конкурсантов она уже не представляла никакого интереса.

«Никому и в голову не пришло мне посочувствовать. Как можно исполнять душевную музыку, когда у ее исполнителей нет чувства сострадания к тем, кто менее талантлив?» – думала Вера, в одиночестве идя в свой музыкальный класс.

Устроившись на подоконнике рядом со стареньким пианино, Вера обреченно рассматривала набухшие почки сирени, но весна уже не радовала. Как можно радоваться, если она подвела свою учительницу и у нее нет белого кружевного платочка пианистки, без которого даже оплакивать свой провал как-то несподручно?

Когда Мила Ивановна влетела в комнату с поднятыми кверху руками, Вера не на шутку испугалась.

«Бить будет за провал? Прямо в классе?»

– Так, скажи-ка мне на милость, кто играет Баха, словно танцует кадриль?!

– Я, – покорно отвечала Вера.

– А Шопен, в чем провинился бедняга Шопен, что ты играла его прелюдию, как играют только на похоронах?

– Ни в чем, – тихо произнесла девочка и удрученно покачала головой.

– Если бы я не знала, кто такой Бетховен, то я бы подумала, что сонату в твоем исполнении писал пьяный человек, за которым гнались голодные псы!

– Я знаю, и мне стыдно!

– Зато я не знаю, почему ты прошла на областной концерт как моя самая одаренная и перспективная ученица! – Глаза Милы Ивановны неожиданно сверкали радостью. – Ноктюрн в твоем исполнении звучал так жалостливо и проникновенно, что покорил сердца всего жюри! Жюри признало в тебе талант!

– Но мне никогда не сыграть этюд Черни так, как играл его худенький мальчик, что выступал передо мной!

– Забудь и Черни, и мальчика. Этот мальчик не прошел, а мы к финалу подготовим вариации на тему Паганини!

С улыбкой до самых ушей проходила Вера в вестибюле мимо ранее своих соперниц. Немногие прошли на финал, а Вера прошла!

Сразу после своего музыкального успеха Вера отправилась в гости к тете Инне, где ей всегда были рады. Ей нравилось быть своей в этой странной семье. Хорошее настроение царило в этой семье всегда, и даже во время осеннего ненастья. В холодильнике почти никогда не было мяса и сливочного масла, зато у дочек тети Инны были настоящие краски и мольберты для рисования. Их замечательные рисунки украшали все стены квартиры, так как они учились в художественной школе при Дворце пионеров, а Вере было стыдно даже брать карандаш в руки в их присутствии.

Выходные платья девочек были перешиты из старой одежды самой тети Инны, зато они брали частные уроки английского языка, а цены за уроки были непомерно дорогими даже для Вериных родителей. Всегда помятый, пьяненький и глупенький муж тети Инны жил сам по себе, как бы отдельно от семьи. Зато добрая тетя Инна ходила со своими девочками в походы, ставила домашние театральные представления и занималась изготовлением бесполезных поделок. Одним словом, эта удивительная семья жила беззаботно и весело, кроме ее молчаливого «короля».

«Королем» был папа тети Инны, он жил в маленьком закутке без окон, в котором еле вмещалась узкая кровать, приставленное к кровати старое кресло, а напротив – маленькая табуретка. Стена, отделяющая спальню от зала, была застеклена, а три другие стены были от пола до потолка заставлены книжными полками. Книги в старинных переплетах стояли в терпеливом ожидании, когда их возьмет в руки хозяин и будет задумчиво перечитывать, страницу за страницей.

Отец тети Инны не участвовал в активной жизни семьи. Как старый король на престоле, сидел он в своем кресле, по-королевски выслушивал своих родных и понимающе кивал в ответ. Седой король без слов, одним чуть заметным кивком, мог одобрить и одним взглядом заставить сгорать от стыда.