Валерий Морозов - Дом окнами в полночь. Исповедальный роман

– Ушли домой. Это дочка моя и внучок, Бача.

Я усаживаюсь в соседнее кресло:

– Дочка? А мне почудилось, что она русская. Или это процесс этнической ассимиляции? Простите мою бестактность.

– Как сказать, муж мой покойный был родом с Северного Памира. Из ваханцев, самой большой ветви населения Горного Бадахшана. А в этой народности течёт кровь восточных ариев. Персия, Иран, Пакистан… Много чего там намешано. Поэтому среди памирцев встречаются и русые с чёрными глазами, и чёрные, как смоль, но голубоглазые. Есть рыжеволосые. Сероглазые. Отличительно прямые носы и очень правильные черты лица, близкие к балто-славянскому типу.

Вообще говоря, есть теория расселения народов, противоречащая официально признанной. За много лет до новой эры, до нашествия монголов на территории теперешних Казахстана, Узбекистана и Таджикистана в облике людей, населяющих эти края, монголоидной компоненты не было и в помине. Далекие предки узбеков и таджиков выглядели почти как сейчас славяне. Мой Шабдан был писаный красавец и отчаянный гордец. Может поэтому и плохо кончил. Гулча многое унаследовала от его облика. А кроме облика и наследовать было нечего. Впрочем, это уже совсем о грустном. Олег, давай я подогрею чай?

– С удовольствием, уважаемая Хадича!

Завернувшись в хрустящие крахмальные простыни в своём алькове, я долго перебирал все детали нашей вечерней беседы, затянувшейся допоздна. Уютный сумрак, душистый травяной чай, внимательный собеседник и Хадича незаметно для себя раскрепостилась. Ей почти на физиологическом уровне требовалось выговориться, выплакать свою боль, освободить душу теми признаниями, которых ни за что не поведала бы знакомому или родственнику.

А ведь любой из нас знает, как это случается в поездах. Под мерный стук колёс выложишь, бывало, попутчику свою жизнь, не только всю без остатка, но даже и приврёшь с три короба в свою пользу, будучи уверен в том, что вот сойдёт твой собеседник на ближайшем полустанке и никогда вы с ним больше не встретитесь. Он не осудит, если и не согласится. Не поможет, так хоть посочувствует. Не сумеет ничего изменить, но хотя бы снимет и унесёт с собой какую-то часть душевного груза, так долго хранимого под запретом молчания.

Не мною придумана и не высосана из пальца проблема планетарного масштаба – дефицит общения. Разве только в России люди, живущие в одном подъезде, не общаются между собой, а порой и не здороваются? Этому есть надуманный резон – кто же здоровается с незнакомыми. Начисто упразднён элемент этикета прошлых веков:

«Поручик, вы же вхожи в дом баронессы? Ее внучка Лили… Умоляю, представьте меня ей»! А главная заповедь, данная Спасителем – «Да любите друг друга», разве не есть призыв к более тесному, почти родственному общению между людьми. Не потому ли в православии все прихожане братья и сёстры?

О своей нелёгкой судьбе и житейских горестях Хадича поведала немного, всякий раз оговариваясь, что так было угодно Аллаху. Больше всего болела её душа о дочке, а теперь и о внуке. Историю их семейства, конечно, не назовёшь счастливой, но что характерно, она типична! В ряду тысяч подобных. Как это не прискорбно.

Перескажу от лица собеседницы, что запомнилось.

Нашу свадьбу мне не забыть до конца дней. Мы смотрелись красивой парой. Шабдан всегда очень щепетильно относился ко всему, что касается манеры общения и внешнего вида. Он недавно закончил юридический в Москве и имел хорошие перспективы в карьерном продвижении. Как молодой специалист получил небольшую, но благоустроенную квартиру, а через год Аллах подарил нам дочку.

Когда Гулча ещё училась в школе, грянула в республике гражданская война. Казалось бы, всё началось с протестного митинга коренного населения из-за выделения жилья армянским беженцам, хотя исламистскими боевиками давно готовились провокации против строя. Этот пожар разгорался всё сильней и фундаменталисты, считай, опрокинули власть, заняв ключевые посты.

Едва Шабдан увёз нас с дочкой из города в кишлак к своим родственникам и вернулся домой, как попал в неволю и был угнан в Афганистан. Девушек и женщин там меняли на оружие, мужчин насильно обращали в боевиков, заставляя творить немыслимые зверства. Народ бежал от этой беды, куда глаза глядят. Заводы разграблены, коммуникации взорваны, экономика разрушена до основания, кругом голод, нищета, бесчинства и кровь.

Но всё на свете когда-нибудь кончается. Горестный итог подведён, ущерб и потери подсчитаны. Десятки тысяч вдов и осиротевших детей! Кто посчитает их неизбывное горе и слёзы? Чудом бежавший от боевиков коллега моего мужа рассказал, как погиб мой супруг. Я сама просила от него только правды. Пусть самой горькой.