Надежда Нелидова - Ивушка плакучая

***

…Андрей выжал газ – машина рванула с места. Удар, Лизин беззвучный, как бывает во сне, крик, звон в ушах. Какой невыносимый, режущий уши звон. Открыла глаза.

Утро уже. Вчера как пришла, так свалилась на диван. Всё решила для себя, мысленно обрубила, отсекла. И, решившись, вдохнула и закричала от боли в распрямившихся лёгких: как, оказывается, мучительно – сделать первый свободный вдох!

А звонок живой, настоящий, телефонный. В трубке захлёбывается Вася, и так он косноязычен, а тут глотает от волнения слова.

Андрей и Ирка стояли на мосту. Он вприпрыжку побежал в машину за тёплой кофтой для Ирки. В отличие от Андрея, ему было не наплевать на замёрзшую жену. Когда бежал обратно, увидел, что льдина вдруг тронулась с места, крутанулась и ударилась о центральный стояк моста. Вроде не сильно ударилась, но прямо на глазах мост легко подломился, источенные ручьями дорожные бетонные плиты сложились буквой «V», обнажив скрученный скелет арматуры.

С Васиных слов было непонятно: то выходило, что мост ломался долго, очень долго, целую вечность, как в замедленной съёмке, в кошмарном сне. И тут же перебивал себя, что всё произошло в доли секунды: вот только мост стоял целый – и уже нет его.

Ирка жива-целёхонька, но сильно напугана и переохлаждена. Андрея выловили ниже по течению в километре – спасибо, мужики рядом случились.

– Значит, сломалась-таки ива, – задумчиво сказала Лиза. – Не выдержала.

– Какая ива? – не понял Вася. Решил – шок, с горя это. Не стоит пока говорить, что у Андрея повреждён позвоночник и прогноз неблагоприятный. Пойдёт Лиза проведать любимого мужа – сама всё узнает. – Давай бери карандаш, записывай больницу, этаж, палату.

Ася вышла с планёрки глубоко задумчивая. Только что редактор газеты «Зямбаевский гудок» прямым текстом дала понять, что если кое-кто «много о себе понятия имеет» и «образованность хочут показать» – таких удерживать не станут.

А всё Асин язык, распробовавший на вкус хмельной воздух свободы. Она родилась в интереснейшее время, которое вместило целых три эпохи. Успела захватить кусочек развитого социализма. Искупалась во взбалмошных перестроечных годах. Потом пришёл странный период, которому историки ещё не придумали названия.

Её первая школьная критическая заметка в пять строк, о грубиянке кассирше на автовокзале, наделала шуму, перевернула район. В редакции не умолкали телефоны, директора автовокзала увезли в предынфарктном состоянии. Собирали совещание с присутствием товарища из горкома партии…

Тогда верхом роскоши даже у областного первого секретаря и исполкомовского председателя считался кабинет, обитый проолифленной, подпалённой паяльными лампами вагонкой да крошечный тёмный предбанник при входе к «самим». Потом на смену им пришли дворцы.

И время пришло весёлое, безалаберное, можно было писать всё – ну то есть абсолютно всё! Мэр города при встречах резиново улыбался и садил пить чай. С губернатором можно было запросто связаться по прямому телефону. Демократия!

Нынче к самому мелкому чиновнику по самому пустячному вопросу не пробиться – фу-ты, ну-ты, ножки гнуты. Официальный запрос, ответ через пресс-службу в течение месяца. Бумага роскошная, гербовая: «в виду того, что нет основания по причине того, что всё соответствует норме, правилу, инструкции, закону, подзаконному акту, пункту и подпункту».

У Аси от этих отписок делалась нервная зевота, как у собаки. Провинциальные корреспонденты – в основном сидящие на бюллетенях одинокие мамочки с большими испуганными глазами. Ася среди них – ископаемое, динозавр, пересидевшая шесть редакторов.

Каждая метла мела по-новому. Последняя, молодая девица с «мазерати» под редакционным окном, бывший модный коуч по развитию чего-то гармоничного, собрала всех у себя. Сообщила, что хлеб нужно зарабатывать в поте лица, и что все творческие работники выводятся на договор, а тексты будут оплачиваться по десятибалльной шкале. Если тема горячая – гонорар в тройном размере.

Старой гвардии – не баламутить массы (взмах наращенных ресниц в сторону Аси) – а подавать молодёжи пример встраивания в рыночную экономику. И ещё: редакция не богадельня и не собес, чтобы размещать мемуары выживших из ума старушек.

Старушка – это тихая Анна Исаевна, бывшая Асина квартирная хозяйка. А мемуары – её рассказы о военном голодном детстве, когда выживали благодаря картошке. Она называла её с умилением «второй, даже первый хлебушек». Запеки её на углях, запей холодным молочком, похрусти солёным огурчиком или шкваркой – куда с добром, мяса не надо.