А в начале двадцатого века, на Пантелеевке, появился мальчик Филипп. Обычный забавный мальчик, жил он с родителями в домишке, расположенном у путей, – я про тот, что недавно сгорел, во дворе двадцатого дома стоит, вы знаете. Филя, как полагается многим мальчикам, любил необычное и опасное. Гулял по путям. Как-то вечером он забрался в заброшенный грязный вагон и нашёл там часы размером с подушку. Они не ходили, стрелки ровно глядели в полночь. Филя принёс их домой, как раз в районе полуночи, и стрелки пошли. Естественно, никто и не знал, что часы – порождение мрака и пустоты, поэтически выражаясь, а прозаически – мерзостный механизм, не важно, кем сделанный. Почему они снова пошли – известно. Им просто была нужна… подпитка живой энергией. И всё бы оно ничего, однако долгие годы, пока они шли, в ноль ноль часов ноль ноль минут ноль ноль секунд время на Пантелеевке, а буквальней, на чётной её стороне – исчезало совсем. Проваливалось в дыру. На часах пропадали и цифры, и стрелки. Ни мальчик, ни мама с папой, ни остальные жильцы не замечали исчезновения. Накатывало тяжёлое чувство на всех, не более. Трансформация времени начиналась за четыре минуты, длилась восемь минут. Восемь невыносимых минут. Цифра восемь – знак бесконечности. В общем, в прошлом, двадцатом веке, именно в данный плохой временной зазор умерло несколько человек. Напрашивается предположение, что души их канули в пустоту, да? Нет, поскольку они творения Бога, то не пропали бесследно, остались на Пантелеевке. Правда, бесплотными и унылейшими тенями, не могущими попасть ни в ад, ни в рай, потому что они – вне времени, как бы пропали без вести и находятся в абсолютной власти у Смерти, не имеющей для них временны́х границ, непрерывной. И места своего не могут сменить. Там, где умерли, там остаются. Изредка скитаются вдоль улицы, не дальше».
– Держите. – Алексей Степанович испугался и поспешил избавиться от ирреальной ракушки.
– Да, на небе родственнику подарю, сувенир. Мы долго не вмешивались. В двадцатом-то веке много трагедий, не успевали справляться со всем. Лишь под занавес семидесятых остановили часы. Но Смерть достаточно постаралась.
– То есть, смерть обладает сознанием и специально старалась забрать к себе души?
– Естественно. – В зрачках метнулась гроза. – У неё огромная жажда власти. Нынче она не здесь, а в более людных местах, но…
– А души, значит, как мелочь, закатившаяся к ней за комод. И чтобы туда подлезть, надо вовремя полезть.
– Правильно. Молодец… Мы попробовали как-то вызволить одну душу в другое время. Теперь это призрак, кажется, не имеющий шансов, всех пугающий, пускай и прекрасный. Невыносимая горькая наша глупость. Мы надеялись, что исправим ошибку, да увы. Часы не идут столько лет, а законы их продолжают действовать. К душам надо подлезть в их временной зазор, это просто логично. В случае с той душой, вызволенной в пять вечера, ангельская жидкость, конечно, отчасти сработала. Душа нынче может гулять по всей голубой планете, но ей от этого не легчает.
– Да, я всё понял. А, стойте. Когда я пойду вызволять, не будут ли души гулять где-нибудь да не там, где умерли?
– Нет. Они стремятся ожить, интуиция им подскажет оставаться на месте.
– Ладно.
– Давайте дорасскажу про Зою.
– Давайте. Хоть теперь и боюсь угробить её.
– Не бойтесь. Вы справитесь. – Поручительница коснулась дяди-Лёшиного плеча предрассветным взором. – Когда она появится, отведёте её в четвёртый подъезд Пантелеевского дома. Вот код от подъезда. – И ангел протянула вызволителю клочок бумажки с цифрами. – А там вас проводят.
Сторож снова впал в панику:
– Ирина, вы только не обижайтесь, не понимаю: почему те, которые помогут и проводят, сами не могут вызволить души?
– Потому же, почему и я не могу. Именно вы должны это сделать, обычный живой человек.
– Я хочу вам помочь. И не знаю.
– Вы всё узнаете по ходу дела, обещаю.
– Хорошо, я вызволю Зою, а что потом?
– Потом я снова к вам спущусь. – Иеремиила посмотрела на трубы. – Пора возвращаться.
– Да. И мне пора.
Они повернули к ТЭЦ и через три погасших фонаря обнаружили себя у ворот.
– Проводите меня до корабля, – попросила Ирина, вновь обретая сходство с паром.
Сторож понял и проводил. Ему поклонились сдержанно:
– До свидания.
Иеремиила нырнула в дверь и показалась на крыше, у крайней правой трубы. Дядя Лёша, смущённый поклоном, смотрел, как явившаяся поднимается по ремонтной лестнице, ускоренно превращаясь в точку, но всё же успел заметить, что в какой-то момент она ступила на небо. И – всё. Исчезла.
Читать дальше