Павел Шушканов: Кинохроника. Сборник рассказов

– Катенька, ну вообще-то это не рождение звезды, а ее смерть.

Катя недоуменно взглянула на него.

– Тогда почему же ее называют новой?

Димка скомкал снежок, отправил в Егорова и получил такой же в ответ. Потом завизжали девчонки.

– Так, а что, урок разве закончен?

Он посмотрел вверх. А небо и правда было скучным. Высоко между крыш мигал самолет. Забытый телескоп смотрел пустым глазом на редкие звезды.

Илья задремал по дороге, укрывшись отцовской курткой. Разбудила его внезапная тишина. Они стояли. За окошком поблескивал в свете фонаря снег на пустой улице. Дверь в их подъезд была распахнута, на кухне горел свет.

– Илюш, – отец тронул его за плечо. – Илья, вставай. Нужно идти домой.

Заспанный Илья выбрался из машины. Шагнул к подъезду, вдруг остановился и обернулся.

– А ты?

– А я в другой раз, Илюш. Потом, – отец прижал его к себе и шепнул на ухо. – Я не плохой человек, Илья.

Он стоял, смотрел, как отъезжает машина. В подъезде слышался топот ног. Над головой мерцали тусклые городские звезды.

Дети убежали на край школьного двора. Юля возмущалась, отряхивалась, мальчишки были похожи на живых снеговиков. Катя стояла в сторонке и многозначительно поигрывала снежком. Урок давно закончен, пора по домам, но разве теперь загонишь?

Илья Петрович подошел к телескопу, заглянул. Небо было серой пленкой, под которой, он знал точно, скрывалась та невероятная россыпь звезд, которую отсюда не увидеть, как не увидеть отсюда Актюбинск и далекий восемьдесят седьмой.

Девчонки завизжали, засвистели, разлетаясь во все стороны, снежки. Живой снеговик с кашлем Димки и снежками в обеих руках пролетел мимо.

Илья Петрович, остановил его, поправил воротник и, подхватив одной рукой телескоп, побрел по тонкому снегу к зданию школы.

– Ну, долго еще? – Ира несла за спиной желтый рюкзачок, из которого выглядывали тряпичные уши зайца – очень полезный в долгом пути груз. Заяц весил немного, даже вместе с рюкзаком, но большую часть пути нес его я вдобавок к двум здоровенным сумкам. В том, что среди заботливо уложенных теплых вещей, документов и походной еды таятся ее игрушки, я догадывался, но виду не подавал.

– Почти пришли. Не успеешь сосчитать до ста, и мы на месте.

Ира вздохнула и принялась считать, изредка жульничая.

Обычно в октябре в город приходили дожди, но не в этом году. В высоком небе сияло, хоть и не грело, солнце, а по утрам на траве уже сверкала изморозь. По всему городу желтели клены. Они были огромными уже тогда, тридцать лет назад, а сейчас на них восхищенно, как когда-то я, смотрела Ира.

Я хотел показать ей город моего детства именно таким, наполненным спокойствием подступающей зимы и мне это удалось.

Мы приехали в город, где я родился и провел свое детство, еще поздней ночью, доехали на такси до ближайшей гостиницы, и заспанная Ира смотрела в окно на пролетающие мимо огни ночных фонарей и подсвеченных зданий. Она уснула, едва увидев подушку, а я ворочался до утра. Звуки за окном были какие-то чужие, их не было в моем детстве. Десятилетним мальчишкой я выходил на крыльцо и слушал шум деревьев, далекие раскаты грома, шорох дождя. Тогда огромным казался даже город, и улица была целым миром, наполненным гонками на велосипедах, свистящими стрелами из самодельных луков, крестовыми походами с деревянными мечами в руках, возней с воздушными змеями, которые никак не хотели подниматься в бесконечно высокое небо.

Этой ночью мы пересекли его за полчаса, а за тонким стеклом шумели машины, сирены пароходов с близкой реки, приветственные крики дворников друг другу на языке, который я так и не выучил в детстве.

Позавтракав, мы отправились парк. Ира сметала листья с деревянных скамеечек, озадаченно смотрела на указатели на двух языках, показывала зайцу неработающие аттракционы и ругала его за настойчивое желание покататься.

– Дочь, смотри какие деревья. У нас таких не увидишь.

– У нас ёлки, – буркнула Ира. – А тут нету.

– Зато тут можно делать так!

Я подбежал и, подхватив дочь на руки, вопреки визгам и смеху, превратил ее в самолетик, пикирующий прямо в огромные кучи желтой листвы. Тут не убирали опавшие листья, и они шуршали до самой зимы, а потом еще и под тонким слоем снега, проглядывая рыжими пятнами сквозь белоснежную чистоту.

– Там речка, смотри! – Ира убирала с шапки и с лица прилипшие листья и тыкала пальцем в просвет между деревьями.

– Угу. Видишь, какая широкая. Старица.