Владимир Кулаков - Песочные часы арены

– Ну зачем вы так! Мама вышла за него через три года после смерти отца, когда совсем тяжко стало. Дядя Веня все это время помогал, чем мог, работал у мамы в номере. Помогает и сейчас. Он хороший человек, надежный.

– Ну, если так… Прости! Полез не в свой огород. Тоже мне судья выискался! Со своей жизнью лучше бы разобрался, а всё туда же… Прости, не обижайся на старого дурака! Это я о своем, о больном… Может, потом как-нибудь расскажу. Налипло на нас на всех за столько лет! Как на тех собаках репьев…

Дядя Веня Грошев, этот взрослый дядя, был влюблен не только в Светлану и цирк, но и в жизнь во всех ее проявлениях. Особенно в приключения и путешествия. Он родился в семье уникального автослесаря, сам владел этой специальностью. Любил машины, знал их. Это был его истинный мир, который пришлось отодвинуть на второй план из-за цирка. Но иногда Грошев отдавался ему полностью. На своем старом «мерседесе», который он перебрал до винтика, добавив «лошадей» под капот, объехал с семьей почти все цирки страны, плюс палаточные лагеря Крыма, Краснодарского края, Кавказа. Грошев был неисправимым романтиком, каковым сделал и юного Пашку. Они взахлеб читали Марка Твена, Фенимора Купера, Джека Лондона, Роберта Стивенсона, Даниеля Дефо, Александра Беляева, Жюля Верна. Как пацаны во дворе, делились своими впечатлениями и тем же дворовым языком общались:

– Он ему – бац! Тот: «A-а!» Падает! Эти из засады «та-та-та, бабах!..» Они на коней и: «Ура-а-а!..»

– Дядя Вень! А что Чингачгук?

– Что… Тот хитрый, затаился! Ползком, ползком за скалу. Оттуда стрелой «на!» Этот брык с лошади…

Света любовалась домашним театром мимики, жеста и лаконичного слова. Она не мешала, понимала, что ее сын и муж сейчас не здесь, они находятся в центре событий, о которых с жаром рассказывают друг другу, привирая и размахивая руками. Дело доходило и до споров, когда Пашка, вдруг, обвинял своего отчима в вымысле.

– Не-е, дядь Вень! Такого там нет! Я же читал.

– Как нет? Есть! – Уличенный и пойманный за язык, выкручивался, как мог. Сочинял алиби по ходу повествования. – Это же и так понятно, зачем писателю бумагу изводить! Куда они могли еще поехать, конечно, в свой лагерь. А что там делать с пустыми руками, вот они Чингачгука поймали, связали и с собой. Потом с гуронами или делаварами договорились, обменяли на своих.

– Ага, на уже оскальпированных и потом чудом воскресших…

– Да ну тебя, чего ты понимаешь! – дядя Веня обиженно сопел, а Светлана хохотала в голос. «Мойте руки, команчи, и скачите за стол…»

Но попала в Пашку и засела в нем не острая индейская стрела, не сжигающий все на своем пути лазер гиперболоида инженера Гарина, а «Зеленый луч» Жюля Верна. Он поселился в его сердце и не собирался оттуда исчезать. Луч снился. Почти каждый день. Пашка просыпался радостным – он видел его, видел! Но потом понимал – сон…

Лет с десяти Пашка стал собирать вырезки из газет и журналов обо всем загадочном. У него в книжном шкафу лежали три толстенные папки с материалами об НЛО, полтергейсте, левитации, телекинезе, телепортации, телепатии и прочих «теле». Но более всего его интересовали загадки Бермудского треугольника. Он так загорелся идеей побывать там, заодно увидеть солнечный феномен – Зеленый луч, который появляется только в море, что заявил родителям: он бросает цирк, жонглирование и отправляется к бабушке в Севастополь, в Нахимовское. Он будет моряком!..

Со временем эта блажь (по выражению дяди Вени) прошла, но мечта осталась. Пашка бегал вечерами на крыши домов смотреть закаты. Летом, у бабушки в Севастополе часами высиживал на возвышенностях Херсонеса, ожидая, когда солнце начнет топиться в Черном море. Он ждал. Ждал встречи с лучом…

Бермуды! Треугольник! Пашка трепетал от одного упоминания об этом месте…

Он периодически доставал из шкафа заветные папки, раскладывал вырезки из газет и журналов, читал, уносился в свои фантазии, представлял и содрогался от непознанного. Сегодня он открыл самую первую папку и впился глазами в текст:

«…Первой жертвой Бермудского треугольника принято считать крупное французское судно “Розали”, которое нашли брошенным возле Багамских островов в 1840 году. А в 1871 году в океане между Азорскими островами и Португалией была обнаружена бригантина “Мария Селеста”. Как и в случае с “Розали”, она была брошена командой по неизвестной причине. Авторы по-разному описывали обстановку на покинутом судне, но всегда отмечали, что на борту “Марии Селесты” все было в полном порядке. “Мария Селеста” стало именем нарицательным, создав образ корабля-призрака»…