– Почему ты сказал, что нет применения? – спросил Рыбаков у Игоря, наведя на адресата выпрямленный палец, словно дуло пистолета. Павла он не замечал. – Не жалко было твоего руководителя?
– Нет, – сказал Игорь. – Он уже привык к кретинам.
Рыбаков осклабился и оглянулся на притихшую свиту.
– Гуляем? – претенциозный взмах рукой получился у него неубедительным. – Молодежь! Кто в меня верит – за мной!
И он посеменил вниз по лестнице, а юбилейный сход, облегченно радуясь, что шествие продолжается, ринулся за ним. Игорь с неожиданным азартом сорвался с места.
– Идешь? – бросил он Павлу.
Павел остался и проводил недобрыми глазами пестрый людской хвост, который вильнул мимо метро, к дому Пашкова. Внутреннее неприятие удержало его от бездумного порыва. «Кто в меня верит». А я не верю. И верить не хочу.
Он возвращался домой через город, который замолкал, проживая вечер обычного дня. Последние несколько лет, с тех пор как сменилась власть и убрались замшелые генеральные секретари, московская публика поражала Павла какой-то праздничностью, и он удивлялся этой свежей, бушующей во все четыре стороны света энергетике. Окружающие люди казались Павлу очень милыми, и ему мнилось, что душевное тепло разлито по городу, и это компенсировало ему грусть и неприятный осадок от чудного Игорева поступка.
Фонари светились в листве загадочно. Лужи почти высохли – завтра ожидалась хорошая погода. Придя домой, Павел застал охриплую Анну Георгиевну с телефонной трубкой – она делилась с подругами успехами сына. В комнатушке Вадима Викторовича ревела трансляция футбольного матча. Отец в последнее время приходил поздно – Павел знал, что в основной программе «Витязя» установлены очень жесткие сроки, и что Морозов пообещал подчиненным казарменное положение, если изделие не будет сдано вовремя.
Сейчас недавно явившийся Вадим Викторович еще не успел поужинать – Анна Георгиевна положила трубку и захлопотала на кухне. Зажглась газовая конфорка. Павел оглядывался на дверной проем, за которым голубел телевизионный свет и сожалел, что Вадим Викторович смотрит примитивный турнир, а не штудирует, к примеру, умный том, в отличие от Игорева отца – Николая Никитича, который, хотя был чистым управленцем, неестественно много читал, и Павла отчасти раздражало, что громогласный Николай Никитич, казалось, знал об авиации все.
Анна Георгиевна поставила на стол сковороду и, когда сын опустился на табуретку, погладила его по голове.
– Молодец, – просияла она, и Павел заподозрил, что ее оживление вызвано не сыновними успехами, а долгими женскими разговорами. – А Игорь? Лена телефон оборвала: где он? я волнуюсь! Чудная девочка – нашла, о ком… хлеб возьми.
Анна Георгиевна подразумевала, что Игорь всегда на высоте, что беспокоиться за него глупо в любой ситуации, и что это особенно смехотворно для Игоревой одноклассницы Лены, с детского сада влюбленной в своего кумира, который принимал Ленино обожание как должное. Павел не влезал в их неординарные истории – тем более, что Лену, учась в параллельном классе, он знал не слишком хорошо.
– Он не дома, – буркнул Павел. – Отправился в загул, плавно переходящий в запой и дальнейшее разложение личности.
– Фу. Как тебе не стыдно.
Анна Георгиевна относила Игоря к породе лихих гусар – всегдашних победителей, которым положено пить, гулять и пускаться в рискованные переделки. Сам Павел не входил в этот блестящий сонм – когда-то Анна Георгиевна за глаза называла своего плотненького задумчивого ребенка тугодумом, и у того помимо воли осталась детская памятка об ее уничижительном словечке.
– Ира звонила, – сказала Анна Георгиевна. – Напоминала про свадьбу.
Павел покачал головой в тщетной попытке отказаться от визита.
– Мам, сходи ты – я там никого не знаю.
Ира, которая когда-то была их соседкой, маячила в Павловом сознании кем-то вроде далекой родственницы: трикотажные, растянутые на коленках колготки, шерстяные шортики, банка с окрашенной водой, куда они по очереди окунали колонковые кисточки, и – позже, после пары случайных походов в гости – манерная девица, лупящая по клавишам пианино, в окружении угрюмых молодых людей. Павел даже не знал, за кого из этих мрачных личностей она выходила замуж.
Закончился футбол, и вышел, щурясь, Вадим Викторович в майке с пятном от машинного масла; Павел виновато притих, но отца интересовало, когда нужно сдавать «бегунок» и когда выдадут «корочки», а сын вообразил, какими словами расписали его сегодняшние подвиги отцовы приятели – Вадим Викторович числил в знакомых половину фирмы – и на его душе заскребли кошки.
Читать дальше