Юлия Шмуклеревич - Истории привокзальной площади

А она напялила джинсы, кроссовки, мятую футболку с надписью I’m fun. Вышла из дома и решила: направо. Ближайшая парикмахерская оказалась очень демократичной. Восточная женщина тяжело поднялась со стула, когда она появилась в дверях. Газету на всякий случай не откладывала. Такая фифа вряд ли согласится здесь что-то делать.

Фифа осмотрелась, кивнула здрасьте и уселась в единственное кресло.

Филиппинка (так она окрестила медалистку многоборья – ибо она была одна в салоне, и, судя по всему, оказывала полный спектр услуг) неуверенно поместила прессу на столик. Подошла, взяла тяжелыми толстыми пальцами ее тяжелые густые локоны.

Спросила на ломаном английском. Что желаете, мадам?

Мадам желала налысо.

Филиппинка схватилась за сердце так искренне, что она поняла. Все верно. Давай!

На концерт она пришла в том же виде.

Агент пил коньяк и выл в ладонь. Что ты творишь? И где? Где, твою мать??? Ты хоть понимаешь, что это старая Европа! Это не место для экспериментов!!! Ты губишь свое имя. Ты губишь всех, кто рядом. Что ты за дьявол такой???

Она улыбнулась легкой улыбкой и пожала плечами. Ну, такой она дьявол. Незлой точно. Просто сейчас так надо.

Вышла на сцену прямо так. Лысая, в майке и штанах. Без поклона и приветствия.

Села за рояль. Зал молчал в полном оцепенении.

Первыми очнулись репортеры. Засветились глазки камер. Она повернула голову вправо и строго посмотрела на публику. Будто каждому в глаза.

Ей хотелось тишины. Абсолютной.

Тысячи людей ее услышали. И замолчали. Она заиграла.

В тот вечер она сорвала все аплодисменты, какие могла. Она впервые так легко отыграла программу. Вскочила со стула и от души поклонилась зрителям. По-русски крикнула спасибо вам!

В гримерке лежал только рюкзачок с документами. Зашла забрать его. Сказала охранникам – раздайте все цветы выходящим из зала.

В комнатке нашла агента, который рассасывал валидол.

– Твою ж мать, Тася! Блядь! Ну как так? – Он уже подсчитал барыши, но его еврейская натура бунтовала. – У нас везде афиши висят, где ты с волосами. Мы не успеем переклеить!

– Моисей, угомонись. Все норм. – Она подхватила рюкзак и рванула к выходу. потом остановилась. – Где тут шавермы поесть можно, не знаешь?

– Какая на хуй шаверма, Тася! Яду мне, яду!

Она выскочила из гримерки, как пятиклассник, которого выгнали с урока в мае.

Нашла черный ход, просочилась по узким лестницам и оказалась на улице. Теплый июньский вечер окутывал ее, обнимал плечи, ласкал лысину.

Она повертела головой. Надо незаметно проскользнуть, пока нет репортеров.

Бежала парком или сквером. Потом свернула куда-то. Оказалась на пятачке, где гастарбайтеры шумели на своих азиатских языках и вкусно ели лепешки с мясом. Она принюхалась. Ммммм, то самое, надо брать!

В кошельке была какая-то мелочь из евро и долларов. Карточки ларек не принимал. Что делать?

– Тебе с каким соусом? – внезапно по-русски спросил мужчина за спиной.

– В смысле? – Она аж подскочила от неожиданности.

– Ну, тут есть острый и обычный, томатный. Горчица еще. Тебе с каким? – Мужчина был высок, небрит, немолод. С тяжелыми веками над умными глазами.

– Обычный, – пискнула она неуверенно. В горле пересохло.

– Подвинься, я возьму, – угрюмо ответил он. – Чай будешь?

– Да..

Через 5 минут они сидели рядом на парапете и молча жевали шаверму. Не очень-то и вкусно. Но не суть. Есть хотелось.

Она поглядывала на него искоса. Журналюга? Отследил и решил воспользоваться, чтобы сдать огненный материал? Не похож вообще. Поклонник? Да ладно… У нее есть такие маргиналы?

Плащ мятый. Подвязан поясом, потому что лень искать дырку и застегивать нормально. Щетина пиздец. Неделя? Взгляд… Да им убивать можно.

– Тася. – Он неожиданно повернулся к ней всем телом. – Послушай меня, пожалуйста. И прежде, чем ответить, подумай хотя бы секунду.

– М? – Она ее жевала и замерла от такого посыла.

– Тася, ты гений… – О боже, ну только не это! Маньяк?

– Кто вы? Вы меня преследовали?

– Тася!!! Послушай меня спокойно. Я Герман, режиссер. Между прочим, известный, хотя… – Он усмехнулся и выбросил в мусорку бумажку от шавермы. – Тебе, конечно, некогда смотреть киношки, да?

Она молча кивнула, дожевывая шаверму. Потом выхлебала полчашки чая. Господи, что происходит?

– Тася, я хочу снять фильм о тебе. – Почему он все время обращается к ней по имени?

– Какой еще фильм? – Она окончательно оторопела. Есть перехотелось.

– Биографию гения.