Ирина Кузина - Особый случай

Но Сашка не завидовал, он был счастлив, когда мама друга уходила на время, поручая ему присмотреть за маленьким дружком, поиграть с ним, показав, где колготки на смену, если что. Тогда он имел законное право находиться в палате у малышей, несмотря на косые взгляды санитарки или медсестёр.

Однажды мать Павлика влетела в палату с горящими щеками и долго не могла успокоиться. Оказывается, подростки устроили Сашке казнь. Как мать выразилась: «Просто фашисты какие-то! – так издеваться».

Парня облили водой прямо в постели и открыли настежь окно, отобрав одеяло. За окном был мороз. Остальные закутались в одеяла и не давали Сашке ни переодеться, ни утеплиться. Все знали, что безответный якут никогда не пожалуется и не позовет на помощь. Скорее всего, о происшествии матери Павлика сообщила девчонка из соседней палаты, услышавшая шум за дверью мальчишеских апартаментов. Дело было вечером, персонал ушел по домам. На 1-м этаже дежурил незнакомый доктор. Чем дело кончилось, Пашка не знал, но на следующий день Сашка почти не отходил от его лежбища, и им было на редкость хорошо друг с другом. Подросток наплел колечек и браслетиков из разноцветных пластиковых трубочек от капельниц. Самые изысканные изделия достались маме друга. А вот доктор наутро объяснил ей, что причиной конфликта могло быть её особое внимание к подростку.

Дети жили здесь годами. И персонал работал и старился вместе с обитателями этого дома. После 17-ти лет пациенты переводились во взрослое отделение, иногда заведующей удавалось дотянуть кого-то до совершеннолетия. Та же участь ждала через год и Сашку. Здесь начинали учиться и заканчивали школу – учителя приходили в палаты. Здесь влюблялись, писали записки, стихи. Ругались, дрались и мирились – всё, как в обычной жизни. Почти, как в обычной. Это был особый мир людей, объединенных общей бедой. Об этом никогда не говорилось вслух – на эту тему было наложено строгое табу. Не на болезнь, о ней говорили, как о чем-то само собой разумеющемся. Большинство детей были отказниками. Причем, большинство не от рождения, а как-то в процессе лечения. Кого-то из мам, про пап и говорить нечего, хватало на месяцы, кого-то на годы. Но, в конце концов, дети оставались на обеспечении государства, потому, наверное, что такова жизнь. Кому-то, правда, писали родные откуда-то издалека. И неизвестно, что лучше. В любом случае, содержанием таких писем счастливые или не очень адресаты старались с другими не делиться. Тот и дело в полутёмном коридоре затаивалась фигурка, шуршала листами письма. Бывало и другое.

Расписанное морозом стекло окна в коридоре. Рядом с дверью в девчоночью палату кровать с прооперированной девочкой. Красивые тёмные вьющиеся волосы разбросаны по подушке. Вставать ей разрешат не скоро. Рядом, слегка наклонившись, мальчик. Она что-то горячо говорит, стараясь понизить голос, но ей это плохо удается. То о чем-то, волнуясь до слёз, просит, то укоряет… Он внимательно, немного смущенно, слушает. Их так и прозвали – Ромео и Джульетта, обоим около пятнадцати. Она упросила медсестру вывезти её кровать из девчачьей палаты и отнести записку в соседнюю палату с вызовом. Она-то не обращает внимания ни на чьи насмешки. Но мальчишеский мир жесток – Ромео изрядно достаётся от товарищей. И всё-таки, всё-таки, так хочется верить, что можно быть влюблённым и счастливым даже здесь.

Павлик обожал время прогулок на улице с отцом и матерью. Приусадебный парк, обнесенный по периметру высокой стеной из бетонных панелей, казался ему огромным лесом с вековыми деревьями. Это был целый мир живой природы. Особенно чудесно здесь было осенью. Столетние клёны, липы и дубы упирались кронами в самое небо. Павлику было весело смотреть, как взлетают и садятся на верхушку дерева птицы. Ему казалось, что и он с ними взлетает, радостно трепеща сильными крыльями. Чем сильнее ограничена свобода, тем упорнее душа рвется из границ.

Листья… Огромные разноцветные яркие листья клена притягивают взгляд. Красота хочет, чтобы ею любовались! Проведешь пальцем по жилкам – бархатистая поверхность ответит теплом. Теплом увядания… Нет, не возникало тоски. Это же красота – подарок для глаз. Немного щемящее напоминание о круговороте жизни. И о том, что придет весна. Придет! Осень – это не конец.

До весны ещё далеко. А пришли настоящие холода. Легко поскрипывают спицы коляски. Кружение по парку вдоль высокой ограды. Небольшое замкнутое пространство, но вокруг – подлинная красота. И смысл, и польза. А голубеющий в сумерках снежный покров словно шепчет: «Посмотри – белого больше! А в белом таится весь спектр, радуга. И чёрное, ты же знаешь, весной опять зазеленеет, расцветёт всеми красками». Насмотревшись вдоволь, малыш спит с безмятежным выражением на личике. Разрумянились щеки. Природа с её мудрыми и вечными законами умиротворяет, дает надежду.