Ирина Кузина: Особый случай

Во время Первой Мировой войны в здании приюта открыли лазарет Красного Креста для раненых нижних чинов, также на средства графини. А сама она работала здесь палатной сестрой. Библиотека, благотворительные концерты, новогодние ёлки с подарками – кисетами, рукавицами, фуфайками… – всё было в этих стенах.

В 1918 году Перовская передала здание со всем имуществом новым властям. А потом, до своей смерти она жила в доме для персонала и выполняла обязанности сестры-воспитательницы.

Осень. Уже осень, уже третий месяц заключения в больничных стенах. Дождь стучал крупными каплями по жести широкого подоконника, то всхлипывая, то тараторя, как в корабле в открытом море. Вернее, в трюме корабля, ведь большинство пассажиров не может выйти на палубу. Наверное, любой дом – не квартира, а именно дом – это корабль, плывущий в море невзгод. Он защищает от непогоды, спасает в шторм и плывет, плывет, доставляя тебя к какой-то, часто неведомой тебе цели …

Персонал с помощью немногих матерей делал все, чтобы в хорошую погоду вывезти малышню, прикованную к своим ложам, на лужайку перед парадным входом. В палате на втором этаже собирались все, кто не был занят своими непосредственными обязанностями. Детей утепляли, железные кровати громыхали до грузового лифта. Надо было видеть распахнутые детские глаза. Шелестели кроной деревья, пели птицы, издалека доносился шум машин, бурлила жизнь. И они были причастны к ней, как все дети, счастливо и безоглядно. Над парком, над головами, вернее, фигурками прикованных к кроватям человечков, летели гуси. Изредка они издавали резкие тревожащие крики. Дети замирали – для кого-то это была первая в жизни музыка. Умиротворение нисходило на всех. Медленно кружились листья, с шорохом падая на влажную черную землю. С дуба со щелчком осыпались желуди – Павлик обожал играть с ними, такими гладкими, живыми, красивыми, что хотелось их расцеловать.

В небольшой моросящий дождь кровати укрывали большими клеенками. Чтобы дети подольше подышали. Дали передышку находящимся рядом целый день взрослым. И малыши спали на свежем воздухе с такими лицами…

В морозы прогулки прекратятся. Зимней одежды у детей не было, да и велика была нагрузка – всех одеть, потом раздеть. Проследить, чтобы никто из малышей не раскрылся. Если кто-то заболеет – вот была беда так беда! В палате моментально заболевали все, сюда вынужден был стекаться весь свободный персонал, без конца давая лекарство, ставя ртутные градусники – каждый приходилось удерживать силой весь необходимый период времени. Палата ныла, выла, стонала и нечленораздельными звуками всячески протестовала против не столько болезненного состояния, сколько связанных с ним дополнительных истязаний. Димка с такой силой выплевывал таблетки и колотил ногой, закованной в гипс, по железному перилу кровати, словно хотел разбить вдребезги гипс и ненавистное место заключения.

А тут ещё вернулись из санатория несколько старых пациентов детской палаты. Они привезли с собой ветрянку. Всё отделение, включая персонал, дружно переболело ветрянкой, а любимая Павлушкина медсестра Ольга, по этой причине, не отправилась добровольно в Афганистан, в район боевых действий. Малыши переболели этой гадостью, пережив боевую окраску по всему телу в виде «веснушек» из зелёнки. А Павлушка, как большой оригинал, получил высыпания на слизистой горла. Он фонтанировал даже водой, которую ему пытались влить в рот. А когда наступило обезвоживание организма, врачи решили вливать физраствор с глюкозой через вену на голове. Как-то мать сообразила, что этого никак нельзя допустить. И дала согласие только на питание через ногу – вену на ступне. Пришлось ей в реанимационной палате сутки сидеть над сыном, усыпленным гигантской дозой димедрола, намертво вцепившись в обездвиженное тельце. Дабы малыш, дернув ногой, не исколол себя иглой и не пустил себе содержимое капельницы под кожу. Сменяла её на этом посту бабушка, мама отца.

И это прошло. Он научился ловко вертеть ногой в гипсе, вид у него был иногда задумчивый, а чаще, спокойно весёлый. Вот только, пожалуй, по-взрослому сосредоточенный. И никаких претензий ни по какому поводу. Матери нередко приходилось отойти от него помыть полы в палате, во время запоев санитарки, поесть самой в столовой для персонала, да и мало ли занятий у взрослых.