Наталия Ермильченко - Ахейя. Сказка, рассказанная в лифте

© Наталия Ермильченко, 2022

ISBN 978-5-0056-1165-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ближний лифт не работал в то утро, а в дальнем Федор Коныч старался не ездить. Всякий раз приходилось читать на стене: «Федор Лошадиныч, овес подорожал!» А Федор Ло… то есть Коныч овес вовсе и не любил, а любил почему-то «Правила пользования лифтом».

Он многое помнил наизусть. Например: «Не открывайте двери в шахту, пока не убедитесь, что кабина перед вами».

На его памяти кабин сменилось несколько, и каждая следующая оказывалась теснее и как-то хуже предыдущей. Только правила утешали Федора Коныча своим постоянством. Все, однако, шло к замене теперешних лифтов на новые, с автоматическими дверями, а такие двери в шахту вручную не откроешь. Это что ж – и правила тогда другие повесят?

Федор Коныч подергал ручку дальнего лифта – надежно ли закрыто? – и неожиданно убедился, что кабина перед ним. В ней было темно. Там, где угадывалась надпись, висело облако дыма. Из дыма глядели на него два глаза – кажется, нечеловеческих.

– Так не бывает! – сказал Федор Коныч и захлопнул дверь.

Он был абсолютно прав, ибо знал свой подъезд наизусть, как «Правила пользования лифтом».

На всякий случай, Федор Коныч перечитал их. Слова остались прежними. Тогда он нажал кнопку «Вызов» и снова дернул ручку.

Дым колыхался, застилая то один глаз, то другой.

– Едете? – спросили из кабины.

– Доброго здоровья! – озабоченно сказал Федор Коныч. – Выходите скорее! Пожар тут у вас. Возгорание.

– Как пожар? Нет ничего! – отозвался голос из лифта.

– Да вон же у вас дым перед глазами плывет!

Дым взметнулся кверху и принял очертания знаменитой вечно-падающей Пизанской башни. Очертания Федор Коныч узнал сразу, потому что и прежде видел, по телевизору. В ужасе подумал он, что башня все-таки упала и рассыпалась, и призрак ее кто-то собирается везти к себе домой. Зачем забрали его из родного города Пизы? И как уместили в лифте – или был он с самого начала небольшим?

– Растрепался немного, с утра побегать пришлось, – пояснил как бы призрак таким голосом, который призрачным никак не назовешь. – А лифт исправен. Поехали, Федор Ло… то есть Коныч.

«Пизанскую башню» поставили прямо, и Федор Коныч одобрил про себя эту позицию. Он, к тому же, в призраков всерьез не верил. «Должно быть, из молодежи кто-то едет, – подумал он. – Они что только с волосами не делают». Немного мешали два странных глаза, которые блестели, как шурупы из нержавеющей стали и неторопливо моргали. Но Федор Коныч избегал подниматься на восьмой этаж пешком, потому что считал себя уже не очень молодым человеком.

Он ступил одной ногой в нелюбимую кабину и молвил, обращаясь к попутчику:

– У вас глаза помоложе, чем у меня, пенсионера. Где тут «Вызов диспетчера?» Надо сказать, чтоб лампочку ввернули.

Призрачное строение рассеялось, образовав химическую формулу поваренной соли, написанную прописными буквам: NaCl . Этого Федор Коныч совсем не ожидал, однако формулу вспомнил и невольно зауважал незнакомца за образованность.

– Трос крученый! – заворчала «формула». – Им уж говорили. Диспетчер там поменялся. Прежняя-то быстро присылала, а эта неизвестно еще когда раскачается. А своих лампочек у нас нету. Да я вас так отвезу, ничего. Не проедем ваш восьмой этаж.

– Вы разве монтер? – спросил Федор Коныч, стоя между светом и тьмой.

– Нет, не монтер. Лифтовой.

– Как? – переспросил Федор Коныч.

– Лифтовой. Не слыхали разве? В доме – домовой, в лифте – лифтовой…

– Я, понимаете ли, в этот дом одним из первых въехал, – вежливо сказал Федор Коныч.

– И я одним из первых. Как лифт пустили, так с тех пор и живу. Только кабины другие были. Натуральное дерево.

– Как же, – кивнул Федор Коныч. – И зеркала были. И лифтершу первую знаю хорошо. А лифтовых не было никогда. Про домовых не говорю, это, я извиняюсь, несерьезно.

– Ну-ну, давайте, – обиделся лифтовой. – Да я другого и не ожидал…

Тогда Федор Коныч убрал ногу из кабины и обратился за поддержкой к «Правилам пользования лифтом». Однако знакомая табличка ничем не поддержала его, потому что слова на ней странным образом изменились. Первым пунктом значилось теперь следующее: «Жил в одном городе хороший человек Ленюшка Мамохин».

– Это вы – Мамохин? – опешил Федор Коныч.

– Вахрамей меня зовут. А там, в той кабине, Шуроня. И на свету нас не видно, чтоб вы знали, да и в темноте не полностью. И не надо, не в этом дело. Только если б у вас в доме лифтовых не было, как вы говорите, может, и лифты бы давно не ходили; они только чудом работают. А в общем, не хотите ехать – не надо.