Василина Орлова: ЯММА №2 (8)

«…», – произнёс он, сжав массивный широкий стакан, до краёв наполненный виски, так, что тот с хрустом лопнул в его мощной, загрубевшей от бесчисленных уличных драк и боёв на ринге, ладони.

«…», – бросила она и дразняще развела колени, вульгарно копируя Шэрон Стоун из старого фильма.

«…», – выругался он, увидев свежие следы уколов на внутренней стороне её бёдер, и сокрушённо опустил голову, пытаясь побороть гнев.

«..!» – потребовал он, встал, вышел из гостиной, тут же вернулся и, не поднимая взгляда, швырнул ей принесённую с собой шёлковую шаль.

«…», – не чувствуя тонкости льда, по которому ступает, ответила она, проигнорировав шаль, затем откинулась на диван, напоказ задрав исхудавшие, бледные, но всё ещё сексуальные ноги, и расхохоталась.

Набежавшие тучи скрыли луну. Блеснула молния и ярко озарила полумрак гостиной, жёстко очертив и оставив после себя сгустившиеся угловатые, словно высеченные из чёрного мрамора, тени. Ударил оглушительно гром. О широкое окно разбился ворон; скользнув вниз, его тело оставило жирный, словно мазок Ван Гога, тёмный кровавый след на стекле. В пустой детской, всё ещё пахнущей давним ремонтом сквозь слои застарелой пыли, в гробовой тишине упало со стены распятие. С улицы раздался звериный вой. Что-то мерзко скрипнуло и влажно всхлипнуло на чердаке. Неизвестно откуда ударили мрачную фугу Баха колокола. Заморгало, замерцало нервно скудное освещение. Сам по себе зашипел и зажёгся газовый камин. Пламя, включившееся на полную мощность, зловеще вылизывало воздух вокруг каминной пасти слишком длинными и чересчур алыми языками, – оно, словно, огненным спрутом стремилось выбраться за отведённые ему границы через ячейки декоративной кованой решётки.

«..!» – не обращая внимания на кровоточащую ладонь с глубоко застрявшими в ней осколками стекла, прокричал он.

«…», – ответила она равнодушно и посмотрела на него со смесью жалости и презрения.

«…», – добавила она саркастично, и стройную шею, опоясанную крупным жемчугом в несколько рядов, вытянула, как кошка, словно позировала на съёмках очередной рекламы для модного журнала или телевидения.

«…», – хрипло проговорил он и окровавленной рукой схватил бронзовую статуэтку Огюста Конта…

«..?..!..!»

«…», – позже объяснял он полицейским.

«…», – сказал сержант и сочувственно похлопал его по плечу.

«..?» – выразил он надежду.

«…», – уверил его сержант, посоветовал выпить чего покрепче и лечь спать.

Газеты писали, пестрели громкими заголовками. Звонили и выражали поддержку родственники, соболезновали друзья. Звонили репортёры. Старые знакомые по тёмным делишкам предлагали пробить по своим каналам. Однажды в последний раз позвонил его спортивный агент перед тем, как навсегда оставить его в покое. Потом звонили кредиторы. Потом он сломал телефон…

Газовый камин горел, не переставая, уже год, и ему казалось, что огонь всё ещё источает сладковато-пряные душные ароматы, но любые попытки его погасить провалились, не помогло даже отключение газа. Пламя в камине было ровным, спокойным и совсем не обжигало, он мог часами держать в нём зарубцевавшуюся уже руку. Он так и делал, в очарованном трансе наблюдая, как пламя не причиняет ему вреда, не переставая удивляться этому необычному обстоятельству.

«…», – сказал он на годовщину, будто самому себе, стоя перед зеркалом в ванной с ополовиненной бутылкой виски в одной руке и опасной бритвой – в другой.

В зеркале он внезапно увидел её, окружённую слабым ореолом голубовато-серебристого лунного сияния, – необычайно красивую, – такой она не была даже на их первом свидании, – и непривычно трезвую, – такой она не была никогда. Вид её был полон смирения, какой-то архаичной женственности. Она ласково и робко улыбнулась ему, словно, ободряя. Он кивнул ей в ответ и сделал глоток из бутылки. Почувствовал, как его член через брюки упёрся в массивную тумбу под раковиной. Почти позабытое желание всецело овладело им. Сидя на краю наполненной ванны у него за спиной, она ждала его – нежная, обнажённая, – только бедра и колени чуть прикрывала шёлковая шаль.

«Она сделала, как я сказал! – подумал он. – Она прощена!» Он поднял руку с бритвой…

Что-то мерзко скрипнуло на чердаке. Что-то истошно заверещало в пустой детской.