Пытаясь улыбаться как можно любезнее, юноша принялся распинаться перед ней:
– Мы уважаемые люди. Честные труженики. Еще у нас есть пасека.
– Говори за себя! – перебил его Хом. – Послушай, мисс, у этого парня есть пасека, и ежели тебе захочется отведать медку…
Полумесяц пренебрежительно фыркнула, что заставило Пэйджи ощутить какой-то доселе неведомый жгучий стыд за развязные манеры друга. Он пробубнил:
– Замолчи, Хом, прошу тебя.
– …только смотри не угоди в улей! – не обращая никакого внимания, продолжал заливаться светловолосый.
Полумесяц, не удостоив их прощанием, направилась обратно к обозам.
Несколько мгновений друзья зачарованно смотрели, как мерцают в сумерках тяжелые ботинки геверки, подбитые крепкими железными гвоздями. Наконец Пэйджи выдохнул:
– Как думаешь, почему у нее короткие волосы?
Его друг лениво почесал голову в том месте, где крепились ветки:
– Наверняка у всех геверов водятся вши, потому и приходится стричься.
На самом деле Хом знал, что это племя славилось в первую очередь тем, что там царил полный матриархат. Женщины геверов занимали главенствующее положение как в племени, так и в собственных семьях. Они обучались боевым искусствам и умели постоять за себя не хуже профессиональных воинов. Геверки славились образованностью, неустрашимостью и привычкой всегда открыто высказывать собственное мнение. А еще они постоянно носили при себе кинжалы, скрывая их в голенищах своих грубых сапог.
Все это приводило Хома в бешенство.
В сарае Лекки держал остатки выжатых сот – их он хранил в особом бочонке. Перед самой зимой пчеловод выносил их на достаточное расстояние от ульев, чтобы каждая пчелиная семья смогла забрать остатки меда, потому что для употребления в пищу они не годились. Дольше держать их также не было смысла, иначе бы в сарае завелись мыши.
Сейчас же около сарая кружилось в воздухе несколько сотен пчел – население всех ульев на пасеке Лекки занималось присваиванием ничейного добра. Пэйджи точно знал, что именно в это время его никогда не укусят. После такого облета пчелам обычно предстояла долгая зима в подполье, но пока заморозки были еще не настолько сильны, чтобы убирать ульи насовсем.
Вернувшись с геверского пустыря, Хом и Пэйджи ненадолго заглянули в «Трапезную для всех» – заведение наподобие паба, где в канун ноября всем посетителям бесплатно ставили выпивку да угощали печеным картофелем с солью и сливочным маслом.
Помимо бесплатной еды для селян хозяйка паба выставляла угощение и снаружи здания, на темном заднем дворе – считалось, что это должно задобрить злых духов, свободно бродивших в канун Самайна по улицам. Злых духов, согласно поверьям, нередко сопровождали покойники, потому сам Хом каждый год оставлял около дома чашку каши и стакан молока, угощая таким образом усопшего Вульфа.
Попросив хозяйку «Трапезной для всех» завернуть им еды с собой, друзья вернулись на пасеку, где Пэйджи, устроившись поудобнее возле крошечного камина и подкидывая в ладони печеный картофель в надежде остудить, обратился к приятелю:
– Расскажи про Данте!
Хом усмехнулся. Казалось, младший товарищ просил рассказать эту историю бесчисленное количество раз. Однако сегодня они оба пребывали в каком-то взбудораженном настроении, явно обусловленном приездом чужаков, потому Хом даже обрадовался чему-то привычному, обыденному, и начал:
– В изгнании Данте гостил у Скалигеров, властителей Вероны. Поэта приютил у себя при дворе грозный Кангранде делла Скала – отважный рыцарь и властитель. Говорят, что после сражения он испил воды из ручья, после чего вскоре умер. Но на самом деле Кангранде отравили ядом, сделанным из пыльцы наперстянки. Такое было под силу только очень опытному чародею-травнику. После того как делла Скала отправился на тот свет, его тело положили в каменный саркофаг и поставили на крышу храма. Там он и стоит по сей день, в городе Вероне. А поблизости выросли еще две резные арки – в них покоится прах других Скалигеров, потомков Кангранде, отравленного наперстянкой.
Пэйджи зевнул:
– Нет, лучше расскажи про молодого Данте.
Друг смерил Пэйджи недовольным взглядом.
– Ладно, будь по-твоему. Главным источником вдохновения и бессменной музой Данте стала девушка, которую он увидел в юном возрасте во Флоренции. Ее звали Беатриче.
– Не Беатриче, а Вита, – внезапно перебил Пэйджи. – Я слышал, как сестра окликнула ее у обозов. Леди Полумесяц. Ее зовут Вита.
Читать дальше