Анна Ефименко - Английская лаванда

© Ефименко А., 2016

© ИД «Флюид ФриФлай», 2016

«Дорогой Клайв!

А кто такой садовник по большому счету? То ли крестьянин, то ли огородник, то ли тело на лужайке. Ты говоришь, сад – место пограничное, загадочное, встречное всякой нечисти и фольклорным существам, видать, оттого, что границу эту ощущаешь острее моего. Для крестьянина все слитно.

Ты теперь мне будешь письма повестями писать? Дожили! Чтобы узнать, как дела, валяй в книжную лавку «У последнего фонаря», принимай письмо через десятые руки, сквозь зоркий редакторский глаз, да стеклянный глаз микроскопа-корректора, да через картонные коробки, перетянутые пенькой, которую нащипали бедолаги в Редингской тюрьме, выпрашивай у любопытного продавца, а дома уж надейся, что оказался не в числе последних, кто прочитал.

Клайв, у нас тут странные вещи происходят. Власти то и дело грозятся вырубить лес под застройку жилых районов для рабочих. Тисы и могильные сосны могут исчезнуть, если этот план осуществится. Речки, где мы катались на лодке в твой первый приезд, больше нет, после чудовищного наводнения, когда прорвало вторую плотину, поток воды хлынул по холмам вниз и затопил берега. Мост, по которому дедушка водил тебя ко мне в Блэкторн, снесло.

Думаю, тебе будет интересно об этом услышать. Дождь лил всего неделю, но казалось, будто сотню дней. Температура снизилась. У нас во дворе образовалась большая лужа. Пришлось огораживать крыльцо особым материалом, чтоб в дом не залилась вода. А во дворе мы с братом организовали свою личную Венецию. Брали доски и катались наперегонки, отталкиваясь от земли хоккейными клюшками или молотками для крокета. Тем же методом пользовались все остальные члены семьи, когда хотели добраться до парадного входа в дом.

Наступил такой предел, когда плотина на втором озере начала рушиться. В тот раз городским правлением было принято решение укрепить ее. Мимо Блэкторна носились грузовики, полные грунта. В итоге плотина была укреплена ровно наполовину. Пришла вода и забрала с собой наше детство, Клайв, с лодками, удочками и посиделками на летней кухне.

Эспланада. Так называют широкую ровную местность перед крепостью. Вот во что теперь превратился прежний водоем: в эспланаду. А крепость и есть мой дом, высится над опустевшей чашей бассейна, поросшей камышом да молодыми ивами.

Ты пишешь-пишешь в каждой книге об этом человеке, о Мередите, но я очень расплывчато представляю его. Долговязый по тогдашним меркам, вспыхнутый золотыми прядями, с черными глазами, в которых то и дело мелькало что-то порочное, присущее подросткам старше. Мы только единожды шлялись втроем, томились непонятно чем, вдоль торговой площади, где ты хотел купить пластинок, в эти края их привозили раз в полгода, а из Америки, наверное, и вовсе впервые. «Джентльмены, обратите внимание на новые записи!» Твой Мередит, блондинистая каланча, пришел в восторг от викторовского логотипа с фокстерьером, внимательно приклеившимся мордой к граммофону. Еще однажды ты черкнул мне пару строк, засвидетельствовавши большое событие: некто «М.», закадычный друг отсюда, надоумил тебя окончательно и бесповоротно посвятить жизнь искусству. Больше о Мередите добавить нечего, ибо большее мне неизвестно. Но ты же о том самом желтоволосом пишешь, я верно понял? «Мистер Ренегат», роман о провинции, все дела. Ваши отцы были дружны со студенчества, он нарек тебя своим названым братом.