Анна Лавриненко - Восемь дней до рассвета

Повесть

Это произошло со мной в 1998 году. А может быть, это был 1999-й? Я совсем этого не помню… Проще говоря, это было “в таком-то” году, а в каком – не важно. Иногда время кажется застывшим, – не замечаешь, есть ли оно вообще. Один день сменяется другим, месяц приходит за месяцем, никогда не меняя своего порядка: за октябрем ноябрь, а за маем июнь. Год, другой, третий – все они, как один, кажутся серыми и незаметными, словно мыши, бегающие по подвалам. Остаются только воспоминания: память хранит их, оставляя себе лишь ощущения, запахи, цвета. Иногда в голове всплывает что-то: строчки песен, названия фильмов, имена популярных в то время актеров, заголовки книг и даже реклама, и тогда приходит уверенность, что те события действительно были.

Любую историю можно начать так: назвать цифру и все. Как будто цифра имеет значение. Для мировой истории, может быть, и имеет: 1812,

1945… Но только не для меня. Мои собственные даты, моя собственная история стерлись из памяти, как будто кто-то хорошенько поработал ластиком. Для меня то время определилось вовсе не цифрой, отмеченной в календаре красной ручкой, а длинной дорогой, уходящей куда-то на запад, асфальтом, и запахом, который от него исходит, когда он медленно плавится на солнце. Иногда летом или в самом конце весны этот запах бьет в нос, и голова начинает кружиться. Я вдруг застываю на месте как вкопанная и оказываюсь вовсе не по пути домой или на работу, а в другом измерении, и ясно вижу перед глазами наш автомобиль. Давно не новый, грязно-белого цвета, с царапиной на правой передней дверце. Не какая-нибудь навороченная иномарка, а

“наша”, обыкновенная “девятка”…

Представьте: я сижу, высунув руку в окно, иногда – буквально на секунду – высовываю туда голову, и ветер обдувает меня, треплет волосы, играет ими, как котенок с мячиком на резинке: они попадают в глаза, в рот, и я уже ничего не вижу перед собой. Очень жарко для начала лета, но ветер уносит жару сразу же, и я толком не успеваю почувствовать ее. Мне хорошо. Я скидываю летние тапочки с открытой пяткой и ноги поджимаю под себя. Иногда хочется и их высунуть из окошка.

Исподтишка наблюдаю, как он ведет машину. Такой смешной; впрочем, он всегда смешной. Всегда какой-то нелепый. А в машине эта его природная нелепость заметна еще больше. Он кажется маленьким мальчиком, который без спросу забрался за руль папиного джипа и теперь не знает, что с ним делать. Он тоже посматривает на меня и улыбается.

– Забавляешься… ну, ничего, ничего, скоро ты сядешь за руль, и тогда я буду забавляться и шутить.

Я смеюсь и ничего не отвечаю.

Машина едет не быстро и не медленно: он всегда водит так, что даже не замечаешь дороги, по которой едешь. И очень аккуратно, в отличие от меня. Я же гоняю быстро. Ничего не боюсь.

Это первый день пути. Может, где потом я и буду сбиваться в хронологии и путаться в событиях и разговорах, но первый день я запомнила отчетливее всего. Во всех мелких деталях и ощущениях. Хуже помню, быть может, – самый последний, да он и прошел как в тумане.

Но первый стал настоящим подарком. За еще один такой день я отдала бы полжизни. Моей, теперешней.

…Мы выехали рано утром, когда все еще спали. Когда спал не только наш маленький городок, наши родители, но и сама дорога. Только вот солнце уже начинало пробуждаться и сладко потягиваться где-то на востоке, улыбаясь нам, первым путникам…

Радостные и счастливые, мы едем навстречу ветру, и нам кажется, что теперь так будет всегда. Что если ехать вот так вот, забыв обо всем на свете, отрешившись от прошлой жизни, не думая о будущей, то всегда все будет хорошо.

– Ничего-о-о на свете лучше не-е-е-ту… – затягивает он, подражая чьему-то голосу, не могу понять чьему, смеюсь от счастья, оттого, что ему в голову пришла эта песня…

– Чем бродить друзьям по белу све-е-е-ту… – подхватываю я…

– На-а-а-м любые дороги доро-о-о-ги… – и мы оба резко замолкаем.

– Эээ… а что там дальше? – спрашивает он.

– Думала, ты знаешь…

– Ммм… так и вертится на языке…

– Кажется, что-то там про тревоги…

– Может, так: не-е-е страшны на-а-а-м…та-та-та трево-о-оги…нет, не так…

– Вот и у меня из головы вылетело…

Мы мучаемся еще, наверное, с полчаса, вспоминая, как же дальше поется песня “Бременских музыкантов”, но, в конце концов, плюем на это и решаем петь только первые три строчки.

…Мы познакомились, когда нам было шестнадцать. Мы учились в соседних школах и ни с кем не дружили. Мы не были ни красивыми, ни богатыми, ни клевыми. Мы были незаметными и одинокими. Я думаю, именно эта схожесть и притянула нас друг к другу. Отличайся мы хоть в чем-нибудь, будь у него или у меня друзья, вряд ли бы мы стали даже общаться. С такими, как я, не общались, не общались и с такими, как он.