Алексей Архипов - Галерея людских слабостей

По субботам в армии был парково-хозяйственный день. Нас выстраивали после зарядки и завтрака в помещении роты в две шеренги, и старшина зачитывал разнарядку зычным голосом. Глотка у него луженая, размером с крупнокалиберную гаубицу. С нескончаемым боекомплектом. Гаркнет так, что аккуратно заправленные кровати приходится поправлять. Мертвого поднимет. И отправит в атаку.

Этим и непобедима наша армия.

«Сидоров, Петров идут на работы туда-то!.. А такие-то и такие – сюда-то!..»

Всех свободных от прямых воинских обязанностей распределит, никого не обидит и не забудет.

Нам, солдатам-срочникам, нравились хозяйственные работы. Даже тяжелые. Уставая от армейского однообразия, развлечься, например, рытьем траншеи – целый праздник. Копнул лопатой – подышал свежим воздухом. Кинул земличку – рассказал пару анекдотов. Посмеялся. Всё развлечение.

Есть солдатская присказка по этому поводу, четкая, как математическая формула: два солдата из стройбата заменяют экскаватор!

Хотя… конечно, не два. У нас были такие отличники боевой и политической подготовки, любой из которых в одиночку мог заменить экскаватор!

Рыть траншеи выпадало не часто. Бывало, вместо рытья отправляли на интеллигентные работы: убирать в бане, библиотеке, солдатском кафе или клубе. Тогда поистине был праздник! В бане можешь поплескаться сколько душе угодно, в библиотеке – книгу почитать, вспомнить забытые слова, в кафе – набить утробу до отвала, не спеша, как на гражданке, в клубе – просто поспать. Работать в помещении одно удовольствие: сверху не капает, снизу не холодит. Расслабляешься, как у себя дома, где можно сколько угодно плескаться в ванной, читать книги, есть до отвала и спать, не вздрагивая от крика «подъем».

…В тот день нас, семерых солдат, отправили на работу в клуб. Меня назначили старшим.

Всё бы хорошо, да не попал в мою команду Серёга Колобков, мой земляк и друг с первого дня службы. Мы всегда неразлучны, спим и едим рядом. На двоих делим все радости и тяготы службы.

Колобок был интересным парнем. Он на турнике летал, как воздушный шарик, привязанный веревочкой к перекладине. И сам был похож на колобок – круглый, как шар, с короткими руками и ногами. Удивительный человек. Тяжелый, если его взвешивать на весах, и вместе с тем легкий, как воздух. И глаза у него, как у Колобка, который и от бабушки ушел, и от дедушки, озорные и восторженные. Даже сейчас, когда он, завидуя, грустно смотрел на меня, глаза светились весельем и отвагой.

Но щеки от обиды отвисли ниже скул…

Жаль друга. Что же получается: я буду пузо греть в клубе, а он плац от снега чистить? Несправедливо. Друзья должны делить поровну радости и горести.

У меня были хорошие отношения со старшиной. Мама иногда присылала мне посылки и не скупилась на дефицит, покупаемый в магазине «Березка» на чеки. Каждую посылку полагалось досматривать.

Поначалу старшина принципиально отказывался от презентов. Я настаивал:

– Угощайтесь, товарищ старшина! Всё равно через полчаса ничего не останется.

Он хмурился и качал отрицательно головой. А однажды, перед Новым годом в посылке оказалась бутылка джина с пестрой, красочной этикеткой. В те годы импортное спиртное можно было купить только в спецмагазинах.

– Это что такое?! – сказал грозно старшина, открыл пробку и понюхал. – Фу! Какая гадость! – поморщился он. – Как только люди такое пьют! Этого я пропустить не могу! Не положено! Пойдем в туалет, выльем!

– Товарищ старшина! – взмолился я. – Разве для того эту жидкость изготавливали за тысячи верст, тысячи километров везли сюда, чтобы бесславно слить в солдатский унитаз?

Старшина задумался. Слова были вескими. Вздохнув, он замер в нерешительности.

– Мама положила ее лично для вас! – убедительно продолжал я. – Она так в письме и написала: лично старшине. На Новый год.

Наверное, старшина подумал, что нельзя такой дрянью марать унитазы. А может, любопытство взяло верх, решил узнать, как такое люди пьют? Он покряхтел, неуверенно кашлянул и оставил бутылку себе.

Отныне я незаметно оставлял при досмотре какие-нибудь презентики, от которых поблескивал взгляд проверяющего, службу нес исправно, и мы подружились.

Поэтому после построения, когда все стали расходиться, я осторожно приоткрыл дверь в каптерку.

– Товарищ старшина! Разрешите обратиться? – выпалил я на пороге, вытягиваясь по стойке «смирно», всем видом изображая послушание.