Аня Воронцова - МАКСимум

Его спутник говорил значительно меньше и казался озабоченным. Представился Олегом. По манере общения – краткие веские фразы, интонации, уважительные, но прохладные – она сразу поняла, что перед нею – человек успешный. Деловой. Бестолковая потеря времени и лишние эмоциональные затраты – ни к чему. Это всё – потенциальные деньги.

Виктор-философ немного порассуждал о том, что учёные нынче не в цене, и частенько им приходится пробавляться чем придётся. Она покивала.

– Ну почему же… – возразил Олег.

Бедных и богатых отличить по образу мыслей даже проще, чем по одежке. Первые постоянно твердят: у нас плохая страна, тут денег не заработаешь, чиновники воруют, начальники не платят, а вторые уверены, что вокруг полно возможностей, не устают их искать, и, в конце концов, находят.

Выдержав ещё около четверти часа напрасных поисков, Олег предложил толстяку отправиться домой.

– Да ладно тебе… Давай ещё по пиву, – просительно молвил философ.

– Хватит, идём, – решительно заявил бизнесмен.

Покинув территорию Центрального пляжа и пройдя примерно сотню шагов от ворот мимо заброшенного участка, попадёшь в ещё одно летнее кафе. «У Ильича». Фонари возле выставленного чуть ли не на дорогу мангала светят ярко, и музыка по ночам разносится до конца улицы.

А ты такооой… Красивый с бородооой!

– Да вот же они! – воскликнул толстяк.

Возле мангала, посверкивая рыжими огоньками папирос, стояли трое. И один из них действительно был длинный, двое – поменьше.

– Дима, Игорь и… Максим. – Отрекомендовал «молодых парней» толстяк.

– Мои сыновья и их приятель из Евпатории, – пояснил Олег.

– Вы только не уходите от нас к ним, – ласково пошутил толстяк, пытаясь её приобнять, – мы были первые… Вы наша дама.

– Хорошо, – легкомысленно пообещала она, поднимаясь вслед за ним на террасу к «Ильичу». Она действительно не собиралась ни к кому уходить и даже помнила, что она замужем.

Потом было очень весело и легко. Она и не заметила, как выпила стакан пива. Потом ещё один, и ещё… Пространство вокруг мерцало. Звенело. Дребезжало. Мазало по глазам яркими сочными красками. Никогда в своей жизни она не чувствовала себя такой свободной и такой радостной. Она напрочь забыла о времени, о муже, о детях в кроватках, всецело отдавшись этому неистовому экстатическому ликованию…

Скинув туфли, она танцевала на деревянном помосте в центре кафе. Другие посетители, взявшись за руки, водили вокруг неё хоровод. Все они лучились неудержимым, как пена на пиве, неисчерпаемым счастьем – смеялись, подпевали, выкрикивали, сияя глазами:

– Мы в Крыму! Крым – это Россия! Да здравствует Поповка!

И она выкрикивала. И танцевала. Босиком. На теплых шершавых досках. Кружилась, раскинув руки.

Это был звездопад. Ослепительный миг славы, силы и красоты. Казалось, маленькие золотые крупинки падают с неба прямо в её раскрытые ладони.

А потом она заметила, что куда-то исчезли толстяк и его деловой спутник. Остались только «три молодых парня, один длинный такой, два – поменьше». Они расселись вокруг неё за столиком, заказали ещё пива, орешков, сушеных кальмаров, и веселье продолжилось.

В Древнем Риме принято было в самый разгар празднества приносить в пиршественную залу покойника. Это должно было напомнить живым о том, что всему на земле определён срок, и потому этот момент, когда они наполняют свои золотые чаши, звонко сталкивают их друг с другом, хохочут и поют, всего лишь момент – единственный, бессмысленный, бесценный.

Бармен закрывал заведение. Оплатили счёт и вышли на улицу – ночь проскочила незаметно – занимался рассвет. Решено было прогуляться к морю, и три молодых парня – Дима, Игорь, Максим – предложили ей выбрать одного, то ли в шутку, то ли серьёзно, с кем пойдёт она, как дама, под руку… или даже в обнимку.

Все трое были симпатичные, задорные, и все нравились ей. Она замерла на миг перед ними, оглядела каждого – у Димы был очаровательный донжуанский прищур лукавых тёмно-карих глаз, он был женат, но это не мешало ему отдавать должное прелестям других женщин; у Игоря лицо было белое и гладкое, как магнолия, и ему, кажется, она понравилась сильнее, чем остальным; а Максим, Макс, как называли его все, был как раз самый длинный, юношески нескладный, худенький, длинношеий, всё лицо было у него в крупных розовых прыщах, и её отчего-то так сильно потянуло вдруг именно к нему…

– Я выбрала, – сказала она, решительно протянув Максу обе руки.