Никита Цымбал - Блокnote

Утро. Шесть двадцать, мои лёгкие выдавливают последний затхлый воздух, я беру чемодан и иду на работу. Вода тут и сверху, и снизу. Замёрзла. Мороз нагло лез прямо под куртку, и теперь его можно было не только ощутить, но и увидеть. Всю дорогу размышлял о том, как буду отогреваться. Глупо улыбался сам себе и молчал. А грел меня только резвый шаг, слегка вприпрыжку, и чемодан, предательски опрокидывающийся на бок. Добравшись до указанного места, я решил оставить вещи охране. Что оказалось не так-то просто. Некоторое время осаждая проходную, заметил лёгкие нотки слабости в тембре, и, действительно, ещё немного погодя все возражения пали. Это подарило мне достаточно свободы в первый рабочий день. А уже вечером, схватив тряпичного, я отправился штурмовать Sirius вторично. На этот раз у меня была бронь, был распечатан voucher, было всё, чёрт возьми. Моя путевка даже включала завтраки, какой весомый бонус, пораскинув, заключил я. Забегая вперёд, должен вам сказать, никакого понятия о блюдах, подававшихся по утрам, у меня так и не появилось. К четвёртому дню я потерял всякую надежду узнать это. А на пятый – съехал. Взял уже припылившегося товарища и сел в такси. Водитель нервно стрелял окулярами во все стороны, прежде чем решил пойти на аферу.

– У вас безнал?

– Да.

– Получается триста двадцать, верно?

– Разумеется.

– Давай, ты мне двести восемьдесят и по рукам?

Через пару секунд на его дисплее уже горела надпись: «Поездка отменена». А я печатал номер телефона. И вот грязное дело было сделано, когда он спросил:

– А куда мы едем?

– В смысле?

– Ну ведь вы заказ отменили, маршрут пропал.

– Какая замечательная новость! – и брови у меня невольно вздыбились. Какая за… – Оу, конечно, давайте я вам подскажу.

И я подсказал, да так, что был привезён к самому порогу здания предприятия. Туда, куда раньше всегда доходил пешком, туда, куда заказывать машину было дорого. Так было и сегодня, но не для меня. Проведя день шестой, ровно как первый, я продолжал играть на работе в бога, а после метался по городу с чемоданом, играя в бомжа. Около шести вечера я вновь отправился искать подходящую архитектуру. И нашёл комнату прямо у моря. Отныне не прошло ни одного дня, чтобы я не увидел своими глазами эту большую громадину. И меж тем в этой комнате я впервые открыл свой сундук. Вышло так, что время превращало меня в чудовище, а то убивало во мне литературу. Попытался привести себя в порядок, но увы. Ничего, что касалось бы ногтей, взять не довелось, а также соли, как показывает практика, к пресной еде привыкаешь быстрее. Но у меня был нож. Канцелярский нож и смекалка. Самое страшное сочетание из всех. На протяжении последующих семи дней я стриг ногти ножом. Весьма кстати пришёлся кипятильник, которым я мог варить, жарить и по-моему даже гладить рубашки. Два раза точно мог. И вот в одно из таких таинств бытия, сидя у кастрюли, держа на весу это чудо нано-индустрии, с обкромсанными лёгкой кривой ногтями, мне приходит письмо. Крупный отечественный книжный дистрибьютор согласен поставить меня на свои полки. Нутро захрипело, завыло, как зимняя вьюга. Я забыл обо всём напрочь, бросил этот провод в воду, меня ударило током и выбило пробки по всему этажу. Электричество повсюду. Но больше всего во мне. В следующий день мою книгу, ещё не выставленную на полку, уже начали выкупать. Дело должно было идти в гору. И оно вроде бы туда и стремилось. Только уже без меня. Всё, что я пытался дать миру, каждую мелочь, осознанную в одиночестве, в муках, я по большей степени так или иначе разжевал в книгах разных лет. И теперь я садился у буны, самой длинной из всех, выпивал и слушал море. Поэзия моя больше не была обязана трогать кого-либо, кроме меня. Я обратил искусство в скальпель, перво-наперво для себя. Препарировал свой малый круг кровообращения. День сменялся днём. Неплохой парень для всех утром был успешным писателем вечером, между тем пьянствуя напропалую. Отдавая своё тело работе, я получал немного денег, чтобы находиться в сознании и превращать свою душу в рассказы, стихи и повести. Иногда я так засиживался у моря, что немели ноги, а поутру еле просыпался на работу. Дожив до обеда, в такие дни я спал. Как мёртвый. Но иной раз мне снились сны. Однажды я вспомнил себя в клубе, мои друзья поодаль, все смотрят на парня в толпе, он показывает, как крут, какой он бунтарь, а волосы у него один к одному лежат, да так начёсаны. Тогда никто из нас не знал и сотой того, что было бы нужно для такой причёски. Никто из настоящих бунтарей не имел ни малейшего понятия. И тот тип тоже. Мама – знала. А он нам: