Александр Староторжский - Райские ботинки и Жареная кобра

…Мне 17 лет. Я хожу по красивому бело – зеленому южному русскому городу…50 лет тому назад… Я зачислен в один из музыкальных институтов, но редко там бываю. Скоро домой, в Москву! Я мечтаю о консерватории. Меня ждут. Кто? Ну, мама, например…

В городе много хороших ресторанов, кафе… Люди одеты красиво, модно… Они веселы, деятельны и так прекрасно выглядят, что на какое – то время забываешь о быстротечности жизни и ее печальном, и неизбежном завершении, что очень хорошо, конечно…

Захожу из любопытства, в продуктовый магазин. Оглядываюсь и цепенею от изумления: в огромном продуктовом магазине, продуктов – нет! Лежат горы синих, жилистых, уже почти окаменевших кур и пирамиды из рыбных консервов, в начинающих ржаветь банках! Все! Как! Почему?! Где купить еду? На базаре? И только? И это в крупнейшем, областном советском городе, где по идее всего должно быть навалом?! Как я мог тогда не понять, что государство гибнет?!

Я не в силах больше здесь находиться! Взмахиваю крыльями и лечу неизвестно куда! В пути маршрут должен как – то определиться. Сам собой! Лечу!!! Неожиданно дорогу пересекает жук! Большой, мощный, блестящий —майский жук! Ныряю под него и… пикирую вниз! Куда? Во двор Кембриджского университета… Студенты, пацанов 20, играют в футбол… Половина россияне… Они тут свои… Где их дом, уже не понимают… Ну, это естественно… Улетаю!

…Упал куда —то… Какой-то странный, голубой, прозрачный шар… Ну, плевать, какой… Там, внизу, картинки: в шампанском и в грязи плавают люди… И тем и другим – смешно… Шампанского бассейн, грязи —океан…

Под шампанским и грязью стройно идут духовые оркестры… Их музыка похожа на карканье миллиона ворон…

Ещё ниже – трёхлетние дети бросаются пирожными… Подражают киногероям…

Бац! Съезжаю куда-то вбок… Южно-Русский ветерок меня туда сдвинул… Ну, и где я?

А! Двор московского дома, где я бегал мальчишкой. Странный он стал: раньше в нём были румяные старухи, румяные дети, румяные цветы. А теперь – пусто! Впрочем, появились странные скамейки, изготовленные в виде весёлых бегемотов. Сделано хорошо, талантливо… Но сидеть на них некому.

Улетаю!

Синева небесная! Звёзды! Странные бабочки из солнечного света!

Сижу на ветке мирового искусства! Слушаю Синатру… Как чудесно он поёт! Какая музыка! Его искусство сильнее ракет, танков, многообещающих, фальшивых речей президентов… Для меня, по крайней мере! Поёт Синатра, кстати, романс Рубинштейна на стихи Пушкина. И как!!! Я блаженствую! Но! Но! Но!!! Навстречу мне несётся белый шар! Приближается! Это не шар! Это лохматый седой старик в белом балахоне! Он крикнул: «Во всей стране исчезло моё лекарство! Где взять?! Говорят, бери, где хочешь! Как я буду искать и брать?!» – крикнул старик и, превратясь в огненный шар, взорвался! Вниз потекли реки пламени, загорелись несколько городов. Каких-то очень знакомых по очертаниям. Берлин… Лондон… Париж… Калуга… Рыбинск… Странно, они-то тут при чём?! Я запутался… И от досады стукнул кулаком по шару… «Не смей!» – крикнул кто-то, и я оцепенел… Но вскоре произошло нечто, оживившее меня! Что-то разноцветное, красивое, в виде русской праздничной шали в розах, приближалось ко мне. Потом свернулось в клубок, и с музыкальным сопровождением рассыпалось в множество поющих женщин. Они пели и кричали: «Мы оперный хор! Нас уволили из экономии! Опера умирает! Спасите нас!» По моему лицу певицы поняли, что я ничего сделать для них не могу, и, превратившись в стальные, тяжкие стрелы, ужасным градом понеслись вниз. Я видел, как они вонзились в оперные театры, разрушили их совершенно, и оперное искусство приказало долго жить.

Стало жарко. Я обливаюсь потом. Мимо меня медленно проплывает странный дуэт: оранжевая обезьяна верхом на синем брюхатом бегемоте. Обезьяна крикнула: «Где больница? У меня будут дети! Его дети!» Она похлопала бегемота по жирной шее, и они улетели. «Жёлтая пресса! То есть, обычная! Зачем ей больница? Она так неприхотлива, что может рожать, где угодно! Например, в общественном туалете!»

Пока я размышлял об этой парочке, на меня чуть не наехало глубокое, золотое блюдо. В нём фиолетовой горой лежал заплесневелый фарш из людей.

…Крики, визг, дурной запах! Знакомые лица!

А! Это политическая жизнь проехала… Какая вонь! Господи, помилуй!

…Нет! Не помиловал! Едет ещё что-то грандиозное… Что это?! Машина, люди, жареные куры… Огромный город хочет двигаться, но не может! Он трясётся в страшном напряжении, но не может! Слышен сумасшедший вой, и треск человеческих нервов! Господи, отпусти! Умоляю!