Семен Злотников - Последний апокриф. Роман-стёб

"В самом деле, чего я не сокол? – без надрыва, спокойно подумал крупье. – Летал бы и гадил, и горя не знал!"

От одной перспективы полета ему, на минуточку, сделалось хорошо.

Он даже решил, по обыкновению, почесать затылок за левым ухом – как вдруг обнаружил, что прикован цепями к позорному столбу у кромки бассейна.

По периметру гранитных берегов стояли четыре бритоголовых геракла в плавках, с автоматами наперевес.

Крупье облизнул пересохшие губы и, с трудом ворочая непослушным языком, попросил воды.

Один из шестерок, скалясь, зачерпнул шампанского – и с размаху плеснул крупье в лицо.

Не теряя достоинства, Джордж вежливо выдавил из себя:

– Сенкью… мерси… грациа… как говорится, спасибо…

Не успела Сучье Вымя выйти из бассейна, как ей навстречу поспешили три стриженных под полубокс грациозных евнуха – на пуантах, в балетных пачках.

Первый, вертлявый, накинул на Сучье Вымя халат из махры.

Второй, вислоухий, поднес на подносе омаров с изюмом, зажаренных на постном масле.

Третий, по кличке Оделия, вприсядку исполнил танец маленьких лебедей, после чего запрыгнул бабище на плечи и от души надавал ей по ушам (верное средство для улучшения слуха, которое эффективно использовалось еще в Древней Руси!).

– Оделия, умри! – смачно крякнула бабища, тряхнув головой.

Оделия разом слетел с нее, подобно тополиному пуху, и замер в третьей позиции умирающего лебедя.

– Тебе было сказано – помереть по-настоящему! – не на шутку возмутилась Сучье Вымя.

– Это – как еще? – недопонял гигант.

– А вот так еще! – растолковала бабища, стреляя в него в упор из миниатюрного дамского пистолета.

Евнух с жизнью молча расстался!

– Ну чо, пыдор, будешь колоться? – спихнув бездыханное тело в бассейн, не без ехидства поинтересовалась старая ведьма.

– Не счесть алмазов в каменных пещерах! – по-прежнему, с трудом ворочая языком, фальшиво и трогательно затянул крупье.

– Не счесть жемчужин в море полуденном! – блаженно улыбаясь, подхватила бабища.

– Далекой Индии чудес… – преодолевая головокружение, продолжил Джордж, как вдруг содрогнулся от страшного удара пуантом в живот.

– Да ты пой, не стыдись! – разрешила бабища, растягивая рот по диагонали в кошмарной улыбке.

– Не привык без оркестра, боюсь, не получится… – кривясь от боли, выдавил из себя Джордж.

– Щас, будет! – ласково щурясь, великодушно пообещала бабища, и тут же из тени явился Пэтро (в белом фраке, с манишкой цвета малины!) и накинул на Джорджа оцинкованное помойное ведро, и постучал по нему вдохновенно тонкой, похожей на хлыст, дирижерской палочкой.

Понятно, под пыткой бедный крупье задергался, застонал – и лишился сознания.

Из того же ведра, со скучающим видом Пэтро окатил обмякшего пленника шампанским из бассейна.

Открыв глаза, Джордж с изумлением обнаружил в шезлонге, напротив, невиданных размеров свиноматку.

– Прямо Рубенс какой-то! – слабо пробормотал он, не скрывая при том испуга и восхищения.

– Кустодиев, мля! – возмутилось чудовище.

– Пусть будет Кустодиев! – выкрикнул Джордж (про себя же подумал: "А все-таки Рубенс!").

– Ну, будешь колоться? – опять вопросила бабища. – (Джордж ее узнавал, как бы она ни маскировалась!)

– Плохо слышу… – захныкал крупье, жадно слизывая с губ кислые капли шампанского.

– Плохо слышит! – за ним, слово в слово, старательно повторило рыло.

– О чем вы, мамаша? – взмолился он почти искренне (хотя и догадывался, о чем она!).

– Растолкуй ему, Пэтя! – кивнуло опричнику рыло и вульгарно высморкалось на пол.

Опричник послушно заправил острие анодированной проволоки с флажочками в правое джорджево ухо – и ловко же оное вытащил из левого, после чего, ухватившись за оба конца металлической жилы, рьяно принялся за чистку джорджевых слуховых рецепторов – слева направо и справа налево.

Из невидимых глазу щелей в стенах грянул гопак, при первых же звуках которого бабища пустилась в пляс.

– Я все вам скажу! – в голос признался крупье.

– Вот так все клянетесь, а после обманываете! – лихо тряся телесами, воскликнула Сучье Вымя.

– Не обману! – возопил наш герой, вознося глаза к небу.

Внезапно он вспомнил Иерусалим…

И, пожалуй, еще из жития Джорджа…

…Покуда шейх, брызжа слюной, грозился спалить всех армян старого Иерусалима, Джордж своим ходом достиг порта в Яффо и сел на парусный

корабль, плывущий в Армению, через Ленинград (город неписаной красоты, белых ночей, черной зависти, цареубийц, жадных старушек, философов с топорами и трех революций!).