Семен Злотников - Последний апокриф. Роман-стёб

Маме

Если по сути – этот так называемый роман никакого отношения к так называемой литературе не имеет.

И к так называемой жизни – почти…

Он немного похож на роман.

И немного – на жизнь.

Он похож на роман и на жизнь,

как похож на врача человек, надевший специальный халат:

он и как бы похож – но и как бы постольку-поcкольку;

лишь постольку похож – поскольку он тоже в халате…

До появления телевизора в доме мерещилась жизнь.

И писались романы – они отражали жизнь.

И чем хуже бывала жизнь – тем лучше романы.

Боже, какие были романы!

Нынче жизни почти не осталось – так, мелькание телеэкрана,

сон и игра!

Хотя остаются вопросы, типа:

что мы все-таки видим:

некий сон под названием жизнь?..

то ли Некто нас грезит в Его удивительном сне под названием:

наша жизнь?..

то ли Жизнь в своем забытьи видит нас и Того, Кто нас грезит?..

И также желательно знать:

кто с кем играет:

мы сами с собой?..

мы – с Ним, Тем, который нас грезит?..

Тот, который нас грезит, играется с нами?..

или, может, Игра из лукавства, сама по себе забавляется с нами и

с Тем, который нас грезит?..

Однажды, осмелимся предположить, НЕКТО выключит свет.

И погаснут экраны;

и захлебнутся и смолкнут:

крики, вопли, стенания, стоны, проклятья, вранье,

наветы, жалобы, ворожба,

заклинанья, призывы, прочие звуки.

Мир погрузится в Тишину…

И тогда, поскучав день-другой, телезритель смирится с потерей,

и, удобно устроившись в кресле (на мягком ковре, на диване, на

пуфике, можно в кровати),

при свечах, попивая пивко (при желании водку с рассолом, портвейн

или прочие пойла),

полистает, возможно, с приятностью – «Последний апокриф»…

Однажды в Москве…

…У помпезного входа в Казино, светящегося всеми цветами радуги, с винтовками наперевес стояли два бравых румянощеких красноармейца времен гражданской войны 1919 года, в грязных обмотках вместо сапог, в защитных засаленных галифе, в гимнастерках с ярко вышитым изображением доллара на груди возле сердца.

Тут же лениво прохаживались два бритоголовых гиганта в черных костюмах, накрахмаленных манишках, при бабочках, с пулеметами через плечо, с металлоискателями в руках.

К сказочному подъезду подкатывали автомобили типа "Мерседес", "Крайслер", "Порше", "БМВ", из которых на свет и являлись достаточно сильные мира сего.

Гиганты почтительно кланялись в пояс гостям, после чего уже подобострастно щекотали их металлоискателями…

…Внутри Казино теснился народ, мягко и неназойливо звучала музыка ретро.

Кто-то у стойки бара попивал коктейль, кто-то насиловал игровые автоматы, кто-то пытал счастья в рулетку.

Двое, афророссиянин с синими васильковыми глазами и белесыми бровями и белокурая красавица, сражались за карточным столом с лысым Джорджем по кличке Кудрявый (тут и там у него с затылка свисали негустые пепельные локоны!), одетым, как все служители этого Казино, в кричаще оранжевый костюм с ядовито-желтым жабо и бабочкой цвета пожухшей охры…

…Джордж Капутикян по праву считался лучшим крупье Москвы (а может, России!).

За Россию, впрочем, ручаться не станем: Россия большая – намного больше, чем можно вообразить!

Джордж вообще никогда не проигрывал.

Он не проигрывал даже для виду.

На мраморной колоннаде над его головой висела табличка, на которой заглавными золотыми буквами было начертано предупреждение:

"ДЖОРДЖ НИКОГДА НЕ ПРОИГРЫВАЕТ".

И тем не менее, он притягивал игроков, подобно магниту.

Возле него и вокруг всегда толпились любопытные…

… – Кудрявый, еще! – приказал афророссиянин на чистейшем русском языке, смачно прихлебывая черный элитный виски из дымчато-серебристого бокала.

– Плизз!– выразился с присвистом Джордж и протянул посетителю еще карту.

– Еще! – сухо потребовал Негр.

– Ванюшка, кончай! – было затянула Белокурая.

– Все равно я его победю. – только еще упрямей насупился Ванюшка и потными, черными, нетерпеливо дрожащими пальцами расстегнул три верхних пуговички белоснежной косоворотки.