Семен Злотников: Последний апокриф. Роман-стёб

Все гениальное просто: без рук (у Моисея их не было!) он, стиснув в железных зубах самодельный нож, с согласия клиента, навсегда удалял у него тринадцатую рудиментарную пару ребер.

Из ребер же он, при помощи клея и все того же ножа, ловко мастерил биосейф , отпираемый от легкого пятиразового постукивания по голове: дважды по лбу и трижды по затылку.

Запирался тайник посредством ленивого почесывания индивидом оборотной стороны коленной чашечки левой ноги…

Но вернемся в Москву…

…Только Джордж поместил яйцо в тайничок и только решил почесаться под левым коленом, как ему почудилось, будто кто-то поблизости тяжко вздохнул.

– Кто там? – нервно спросил крупье.

Он знал, что он в ванной один, и все-таки обернулся.

Никого не увидев, Джордж решил, что ему показалось.

Но только он было потянулся прикрыть тайничок – как возле него опять зашуршало.

И опять Джордж насторожился и прислушался.

Вдалеке пролетел самолет.

Дикий шмель прожужжал за окном.

За стеной у соседей гремел телевизор, кажется, передавали последние известия и, кажется, опять в этом мире происходило что-то нехорошее.

"Безумный, безумный мир!" – сокрушенно вздохнул Джордж и бессознательно вдруг перепрятал яйцо – из тайничка обратно в карман.

– Так-то лучше! – послышалось ему.

Он обернулся и обомлел: из овального зеркала… точнее, из зазеркалья… на него таращилось рыло с рогами.

– Черт меня побери…– пробормотал Джордж и внезапно завис между прошлым и будущим, нынешним и никаким.

И время спустя он не мог описать, что с ним тогда стряслось – разве что, сохранилось воспоминание о неком загадочном, интригующем и пугающем ощущении…

– Что надо? – робко поинтересовался Джордж.

– Шоколаду! – потребовал голос, звучавший с Другой Стороны…

…Джордж вязал Нарцисса по рукам и ногам и попутно учил уму-разуму:

– Не домогайся дома ближнего твоего и жены ближнего твоего, а также раба его или рабыни, и вообще, того, что плохо лежит!

– Да как же не домогаться, если плохо лежит? – морщился и недоумевал мальчуган, изо всех сил цепляясь двумя руками за собственный орган в паху.

На что Джордж безапелляционно отвечал:

– Пусть лежит!

Луиза, увидев Нарцисса на полу, весело рассмеялась и доверчиво прильнула к мужниной груди.

– И куда ты меня посылаешь, любимый? – спросила она, ласково теребя пальчиками его негустые пепельные локоны, тут и там свисающие с затылка.

– В Венецию! – бросил Джордж и сам поразился тому, что сказал: минуту назад он и думать не думал ее туда посылать (но послал!)!

– Ура! – заскакала и радостно захлопала в ладоши Луиза. – Как я соскучилась по Венеции, кто бы знал!..

…Памятуя обычаи предков, Луиза и Джордж решили присесть на дорожку.

Он уселся верхом на подростка, а она по-кошачьи, уютно пристроилась рядышком.

Помолчали, как водится.

Неожиданно Джордж – на него как нашло! – пошлепал подростка по попе.

– Никак ты ревнуешь, любимый? – игриво спросила Луиза.

На что он ей честно признался: "Не знаю!"

Он и сам всякий раз задавался вопросом, ревнует ли он свою восемнадцатилетнюю жену ко всем прочим мужчинам – и ответа не находил…

…Зазвонил телефон.

– Хотят старого пыдора… – пробормотала Луиза, протягивая мужу телефонную трубку.

– Меня! – очень тихо откликнулся Джордж и метнулся к окну.

Внизу, у подъезда, как он и ожидал, стоял любимый народом джип "Мерседес–ХМ".

– Скажи им, что пыдора нет! – отчего-то пригнулся и с присвистом прошептал Джордж.

– Как, чтобы я солгала? – возмутилась Луиза.

– Солги, наконец! – возмутился крупье, покачав головой, и отнял у нее телефон.

– Я слухаю! – неожиданно затараторил он на жуткой смеси белорусо-чувашского с адыго-эстонским. – Шо говоритя? – отчаянно орал он в трубку. – Так пыдор, який вам нужон, в сысиднэм падэзди жывотт! – обстоятельно докладывал он. – Так у нас и хватера друхая! – отчаянно клялся Джордж кому-то на другом конце провода. – Лычно я вам нэ пыдор! – неожиданно не удержался и провизжал крупье.

На полу застонал и задергался Нарцисс.

– Яко-тако яичко, таку-растаку, я нэ панымаю! – истерично голосил Джордж, молотя изо всех сил мальчугана телефонной трубкой по голове. – Это яко же тако-растако яичко! – хохотал он, пританцовывая и выдирая из стены телефонный шнур вместе с розеткой (он и сам, спроси его в эту минуту, не сумел бы объяснить мотива безудержного веселья и отваги, до краев, казалось, наполнивших все его существо!).