Максим Гайдученин - Репейник

в пальцах своих я кручу твой платочек,
нежный он, мятно-синий,
но вспоминаю: оплатил его ночью
в магазине.

пытаются люди заполниться смыслом
в кучке шмоток, трепья,
а я б на рапирах схлестнулся бы с мысом
за тебя.

однако, чтоб до тебя я добрался
нужно мне силу? – нет.
вижу: красива, умна и добра вся,
и это – лишь силуэт.

я бы тебя б, как весну, прямо в марте,
месяц февраль настиг,
но из забытья повторяют «кошмар те
в реальности».

хоть я и не верю в выдумки, сказки,
и хоть не споткнуся об вас, но
мне говорят «не заметишь kiss в каске,
а без неё опасно».

вот так разрываешься между тропинок,
но, упаси, не прошу,
даже святейшество праведный и́нок
бывает разорван по шву.

– Я люблю Тебя! Верь, Мишель!
– ты не вешай мне вермишель.
– Ты дороже всего на свете!
– говори это Анне иль Свете.
– Ничего мне не надо больше!
– ну а мне бы коттеджик в Польше.
– Без Тебя мне… О, Боже! Как пусто!
– что слова? заработай капусты.
– Ну прости, Ну прости, Извини!
– вот фуршет бы из вин и…
– Ну всё будет у Нас, только позже!
– и любовь будет после, пост же.
– Ну а молодость? Не осту́пится!
– надоело, верчуся, как ступица,
либо яма/гора, либо грабли…
– Когда Ты не со мной, как ограблен!
Ты – мой храм – мавзолей красным!
– чё? душа? на, залей красным.
– Да, душою страдаю и сердцем!
– назови-ка ты лучше мне серп цен.
(на лице то ли страх, то ль… испуг ли)
– Прогорел я, остались лишь у́гли.
– не твоя я совсем, а папина…
– Вот спасибо. снова царапина.

Люди глядят в горизонт,
видят небо в том, Рим, а я
навис над тобою, как зонт,
моя ты неповторимая.

причёску спасу я ей,
ручка пластмассовая,
её мне отсутствие —
астма для соловья.

пойду я вперёд, хоть в бурю!
хоть в торнадо меня швырани!
закрывать от всех бед буду,
и атаки, и швы… они

разлучить нас будут пытаться,
однако, не по зубам,
вынесу пыл танца,
бойцовскую позу дам.

беспощаден ведь к супостату я,
из пушки пальба, как салют, но
мне враги все – для супа статуя —
не подходят ко мне абсолютно.

на асфальте дождичек пляшет,
пляшет асфальт под дождём,
непромокаемый я же,
на пляже exotic сказал «подождём».

а по карте течёт нагло Нил,
забирай души моей ломтик,
милая, лицо над тобой наклонил,
как будто бы я – зонтик.

Hola.
на улице жарища, нужен холод, снова
где-то в груди кипела, тлела исто лова,
то ль капли с неба, из столовой то ль коржи,
не можешь ничего понять? – только ржи.

скрывались в стенах дома, где-то там оплот,
новинка на коленке у неё – ай, пот!
нужно укрыться, крыша, нам залезть дай под,
играет «минус» 4 4 звуковая дорожка без голоса вот, звук языка настиг,
мозг тут же отказал мне в музыкальности.

по-горячее ванну, пару мало – дым,
а нам с чего грустить? таким молодым…
мысли вне слов, себя не кинешь на Латынь,
но полная джакузи и мы тонем в ней,
кайфует бэйби, не то «дав», не то «нивэ́й» 5 5 косметика

течёт с неё, она сама-то притомилась,
лежи спокойно, я не лезу – при том, милость,
ма́нит плафон, было красиво, стало серо —
магнитофон выплюнул песню, атмосферу
испортил, так и были б мы в плену.

столько картинок на стене… столько пейзажей, галкой
украшен вон один, жизнь палим зажигалкой,
время просыпал, а остаток хочешь как крой,
у тебя роль чтеца – значит, закон, чиста
у меня совесть, всё вокруг скоро закончится.

что-то душистое – не знаю я, дай Бог, корица,
были свободные – смогли свободно покориться,
ну что? пока, царица, мне эти фланги…
ах, нет, фаланги…
в этот прекрасный летний вечер вновь пал ангел,

хотя она считала себя неваляшкой,
себя держала даже и во сне вальяжно,
хоть и, как Ева, ляжкой – и, поверь, поляжет,
но щас (ведь вижу я же) она разлила́ся,
отсюда не уйдёт теперь без разных ласк вся.

момент назад они пульну́ли космонавта в космос,
клоуны счастья ищут там – видать, наперекос мозг,
мечтают кинуть через плоскость мост до Луны
и жить в объятьях (их обидели?) эфира,
а мы продолжим плавиться в обители зефира.