– Пульса нет, – сообщила Лида, и вслед будто оправдываясь: – Я так-то медицинский закончила, просто после с работой не сложилось.
Вряд ли её кто-то услышал. Безудержный рёв, рыдания, всхлипывания – тут себя не слышно и желания слышать нет. И хотя многие в этот момент смотрели на Лиду, никто не понимал, что и для чего она делает. Лида вышла в коридор. Вернулась. В руках небольшое зеркальце. Присела на корточки возле гроба, зеркальце поднесла ко рту умершей. И только теперь захлёбывающимся голосом её спросила племянница покойной:
– Чего там?
– Чистое стекло. Не запотевает. Тело-то давно уж смирилось. Дух не уймётся.
На кладбище и поминки поехали немногие. В заводской столовой было накрыто два стола, сидели за одним. И то – через раз пустое место. Поминальных речей никто не произносил. Пили, не хмелея. Даже пропойца Пичугин. Муторно было на душе, муторно.
Четырьмя днями позже к сталинской жёлтой двухэтажке в 10-м квартале подъехал тентованный грузовичок. Как Галина и говорила, множества вещей на новую свою квартиру она не перевозила: шкаф, пара раздвижных кресел, стулья, тумбочка, микроволновка, вентилятор, детские игрушки – вот, пожалуй, и всё. Вещи переносил муж с приятелем. Галина тем временем пошла комоды да тумбочки подчищать в квартире тётки – от ненужных вещей избавляться. За маленьким Артёмкой попросила в это время соседку Валентину посмотреть – старушка каждый Божий день на лавочке супротив дома сиднем просиживала.
– А что ж, Софьюшки-то не видно? – поинтересовалась Валентина.
– Так учебный год начался. Так-то она у нас в интернате напостоянку, только на каникулы к себе берём. Не, навещаем-то часто, игрушки там, конфеты. А так, ей там, поди, лучше, уход специальный.
Софья была ребёнком от первого брака. В первый же год, приехав в город из деревни, Галя по дурости залетела, по дурости замуж вышла. Супружество было нервное, муж дурной, пил нещадно, может, потому и ребёнок вышел на мозги кособокий. Распознали это не сразу, годик на третий стала видна заторможенность: что ни скажи Софьюшке, ничего с первого раза не понимает. По врачам начали ходить, те руками разводят – имбецильность, не лечится. Сколько лет помаялась Галина, а как школьный возраст у дочери подошёл – в интернат сдала. Тем паче, к тому времени с первым своим мужем она развелась, как-то надо было личную жизнь обустраивать – а такое приданое кому нужно? Ну, вот Софья и стала для Гали каникулярным ребёнком. А потом уж Артёмка зародился от Димы – второго мужа. Этот пацанчик вышел толковым. Годик едва миновал, лепетать начал. Сейчас ещё и трёх лет нет, а уже считает до десяти. Ну, так и муж не чета первому: не пьёт, начитанный, даром, что водителем работает, и познакомились в общаге – этажом ниже жил.
– А-а-а, вот что, – протянула Валентина, – то-то я и приметила, что вы с девочкой к Клавдии только на Новый год или летом. Ясно теперь. Ну, иди, присмотрю за Артёмкой-то, никуда не скроется.
– Вот ещё что, баб Валь, – Галина приостановилась у входа в дом и вновь обернулась в сторону скамейки, – вы там про бельё спрашивали да одежду. Так я согласна. Я многое от чего избавляться буду, так взяли бы.
– А ты, знаш, что? Пичугиным отдай. Им зазорно не будет – всё за поллитру сбагрят.
– Так вроде сами хотели? Пошли бы сейчас вещи вместе поразбирали. – Да какой мне наряжаться? Отнаряжалась уж своё. Не, ничего не надо.
Галя хмыкнула, плечами пожала, пошла в квартиру. По пути заглянула к Пичугиным – от одежды и они отказались, а всякие сумочки, посуду, часы, коли не надо, согласились взять. «Вот, бляха-муха, сортировать сейчас вам буду», – возмутилась Галина и пошла сортировать. Муж с приятелем шкаф устанавливают, а она вещи по мешкам: наволочки с простынями на выброс, часы оставить, зеркало старое довоенное оставить, потёртая сумка Пичугиным, зонт затрапезный им же; тапочки старые чёрные, дурацкие динозаврики на них нарисованы – выкинуть.
– Слушай, – вполоборота крикнула она мужу, – установи сразу вентилятор на кухне, да включи. Такое чувство, что до сих пор этим протухшим супом несёт, рисовым.
Первая неделя – в обустройстве. После общаги – двенадцать квадратных метров, туалет в конце коридора, кухня общая – двухкомнатное бытие казалось почти что роскошеством. Тем более после старухи много ненужных вещей повыбрасывали, посдавали, один комод чего стоит – теперь в новообретённом жилье можно было петь, танцевать, строить планы.
– Слушай, а я ведь когда-нибудь и не поверю, что в общаге жила, – по-девчачьи, кружась по комнате, говорила мужу Галина.
Читать дальше