Маркус Дольчин - Всполохи звезды. Часть первая - Явление Мадонны

Благодарность и в это время принимали ещё с большой оглядкой, так как не любит власть неучтенных доходов, к которым не может приложить свою руку – этакий постсоветский синдром.

Медбрат вышел из палаты, а затем вернулся в каком-то затасканном халате, ибо нищая медицина не могла себе позволить избытка формы для своих малообеспеченных сотрудников…

Гай спросил на утреннем обходе у врача:

– Какое сегодня число?

– Пятнадцатое октября 1997 года.

От этой информации пациент расстроился, поскольку не успел внести необходимый платеж за торговую точку в районную управу. Но делать было нечего, и он вспомнил тот момент, который подтолкнул его к необходимости начать свой бизнес.

Можно было бы стать штафиркой с мизерной зарплатой и вечным стоном по поводу нехватки средств или рискнуть. Вот Гай и рискнул, заведя своё скромное предприятие, которое, похоже, приказало долго жить. Но память отвлекла его от дурных мыслей.

Гай вспомнил один день 1992 года, когда шагал по центру весенней Москвы, утопающей в грязи, которую развела в городе новая демократическая власть. Возле ЦУМа стоял шикарный автомобиль, черный и блестящий. И он прошёл бы мимо, но спереди капота выступала блестящая фигурка крылатой женщины, которая застыла в позе а'ля фан (только позже он узнал, что это был «Дух экстаза»). Он и сам не понял как, но его руки неожиданно притянулись к ней. Дронин положил на неё правую ладонь, стал гладить и понял, что не в силах разжать пальцы, обхватившие её. Мир стремительно изменился, железный занавес рухнул и что-то схватило Гая за руку и потащило за собой. Мимо замелькали города и сёла и Брандербургские ворота широко распахнулись перед ним. Пронеслись мимо замки Чехии, Польши, Румынии, Германии, Франции и Британии, в ритме вальса закружилась красавица Вена, Тауэр проводил его боем часов, испанская коррида пронеслась под улюлюканье толпы, башня Эйфеля окончательно вскружила ему голову. Нагрянул напитанный солнцем Рим, где уживаются Ватикан и Колизей. Пирамиды подавили своими масштабами. Башни небоскребов США, Гонконга, Токио и Сингапура вздыбились мощью лингамов, насыщая и поражая своей потенцией, великая китайская стена поползла драконом по горам и долинам, невесомый Тадж-Махал растворился в розовом восходе, а буддийские ступы одарили своей отрешённостью. Карнавал в Рио-де-Жанейро вспыхнул для него самыми яркими красками. Древность, готика, барокко, классицизм, модерн опутали его своей сетью, а музеи мира распахнули свои двери, встречая шквалом картин и скульптур… И это продолжалось до тех пор, пока он не посмотрел «кино», завертевшееся перед ним быстро, странно, и в разных направлениях, как мозаика в калейдоскопе.

Не успел он выбраться из этого культурного изобилия, как рука пошла вокруг земного шара на второй виток. Кафе, закусочные, рестораны всего мира распахнули перед ним свои двери. Колбасы и сосиски сотен видов и сортов, мясо каких угодно животных, самая диковинная и свежайшая рыба. Всевозможная птица и даже дичь с хрустящей, румяной корочкой возлежала на подносах. Пряности насыщали своим вкусом и оставляли долгое послевкусие. Ароматные травы и отменные по качеству и красоте овощи всего мира проплывали перед ним на фарфоровых тарелках в небывалой эстетике. Десерты и экзотические фрукты услаждали тело бесподобными оттенками и нежнейшей сладостью.

Таких вкусовых ощущений он никогда не испытывал. В бедном советском рационе жареные пельмени и шашлык были верхом кулинарии. Хорошие рестораны с довольно ограниченным ассортиментом могли себе позволить только люди, близкие к власти и хорошими зарплатами.

Но этот недоступный для него мир оставался за стеклом, словно Мадонна из клипа «Open your heart». И заветным золотым ключиком, приоткрывающим занавес, были настоящие деньги.

– Я – небо, я – ветер, я – воздух! – раздался внутренний крик и всё его существо завибрировало.

Напитки разных стран мира: виски, ром, коньяк, арманьяк, вина, пиво невиданных сортов смешались в один невообразимый коктейль, и Гай стоял, словно пьяный, с дрожащими коленями.

Подошёл иностранец, внимательно посмотрел в вытаращенные глаза Гая, осторожно отцепил его, будто приклеенную, руку от фигурки. Затем уважительно довёл до тротуара и одобрительно похлопал по плечу, сказав:

– It’s a beautiful world!..

Мягко хлопнула дверь его авто, заведённый мотор запел свою механическую песню, и машина умчалась в неизвестность. А Гай вернулся в реальность, в ту и в эту. В той реальности он дал себе клятву, что заработает денег. В этой – он лежал в обычной палате реанимации городской больницы и смутно представлял себе своё будущее.