Маркус Дольчин - Всполохи звезды. Часть первая - Явление Мадонны

Доктор спокойно обернулся к сопровождающим и сказал:

– Дорогие мои, как неустойчива врачебная репутация в нашем мире. До этого больной нас за ангелов принимал. А этот – так уронил! Пали мы, как есть, пали. Пакуем. Только…

Он подошёл к кровати и большим пальцем левой руки раздавил с неприятным хрустом мушку, что пригрелась на груди у больного. Санитары быстро развязал узлы фиксации. Сергей попытался сопротивляться, но был быстро схвачен, скручен, и переложен на каталку, где его тут же крепко пристегнули широкими ремнями. И, не обращая внимания на вопли, вывезли из палаты. Крик смолк уже где-то вдалеке…

Пожилая санитарка сняла бельё с постели слева и бросила его на пол. Затем протерла ветошью с чем-то неприятно пахнущим матрас, покрытый клеёнкой, и застелила койку чистым, местами потёртым бельём с единичными жёлтыми разводами. Реанимационное место пусто не бывает, и уже в течение следующего часа привезли молодого человека без сознания с перебинтованной головой. Дежурный врач из другой смены заинтубировал больного. К трубке, торчащей изо рта парня, был подключен аппарат искусственной вентиляции лёгких. Как понял Гай из разговора персонала, это был мотоциклист, который попал в аварию. «Всадники смерти» – так называют байкеров в больницах, куда они часто поступают битые-перебитые. Но у всех свои проблемы, Гай же стал вспоминать – как он сам «дошёл до жизни такой»?..

Память, словно призраки прошлого, иногда терзает человека. И самое душещипательное в памяти – это лица родных, любимых и близких людей, друзей. В критические моменты человек вспоминает своих родителей, способствовавших его становлению на самостоятельный путь в жизни. Он взывает к ним, надеясь на жизненный опыт предков и потустороннюю помощь. Так и Дронин, пребывая в слабости телесной, сомневаясь в достоверности свой ушибленной памяти, стал вспоминать отчий дом и своих заботливых родителей.

У него была обычная советская семья: с пустым холодильником и отсутствием средств на чёрный день.

Гай был единственным ребенком в семье. Так это и не удивительно, уже тогда советские служащие озаботились тем, чтобы дать своим потомкам лучшее из возможного. А в однокомнатной квартире, с жилой площадью шестнадцать квадратных метров, невозможно было разместиться большой семье. Родители, конечно, стояли в очереди на расширение, но по советским стандартам на такую семью больше не полагалось и перспективы расширения квартиры были маловероятны. Советский строй не любил излишеств. И та действительность, по сравнению с клипом Мадонны «Vogue», выглядела убогой. Мама родила его довольно поздно, в тридцать два года, когда родители обзавелись выданным государством жильём, которое легко могли потерять при перемене места жительства. Когда Гай подрос, то ему часто приходилось спать на раскладушке в пятиметровой кухне. О, советская раскладушка, сколько миллионов людей спало на тебе! Сколько Ванечек и Манечек зачато на тебе, сколько поколений выросло на тебе, а ты оставалась неизменным и единственно доступным предметом советской мебели, ибо всё остальное добывалось в очередях, по спискам, талонам, по блату. Только её можно было увидеть в свободной продаже. А после сна на раскладушке, если не было дополнительной подстилки, человек просыпался, словно разделенный на части. Потом ещё какое-то время этот конструктор из составляющих приходилось в себе собирать.

Там же он часто делал свои уроки, прямо на кухонном столе.

Мама, миловидная женщина, Станислава Мироновна, в девичестве Завойская, приехала в Москву с Украины, поступать в Юридический институт по комсомольской линии. Отец же был коренным москвичом. Это было время квот и лимита, когда человек по своему желанию не мог выбрать место жительства. Да и высшее образование было получить не просто так, а с непременным соблюдением ряда условий. И человек с периферии редко мог попасть в столичный ВУЗ. Но Станислава Мироновна обладала всеми необходимыми качествами в достижении желаемого. Здесь, в Москве, она и познакомилась с отцом Гая, с желанным носителем столичной прописки. Мама часто называла отца Юленька, что было лишним подтверждением кто в доме хозяин. Она служила следователем в районной прокуратуре, что, безусловно, накладывало отпечаток на её и без того волевой характер.

Гай однажды спросил маму:

– Не в честь ли Цезаря был назван я?

Мама искренне посмеялась и сказала с откровенной прямотой работника прокуратуры: