Маркус Дольчин: Всполохи звезды. Часть первая: Явление Мадонны

«Тяжёл путь на небо. Мама, роди меня обратно!» – взмолился про себя мужчина.

Его вытаскивали из коллектора по трубе за верёвку, привязанную к лебёдке. Другой конец этой верёвки обвязали петлёй за ноги. Голова и руки безвольно болтались, а полы твидового пиджака тёмно-синего цвета раскинулись крыльями обречённой птицы. Черные брюки из полушерстяного габардина завернулись и обнажили волосатые ноги выше шелковых носков кофейного оттенка, на которые были надеты лакированные итальянские, темно-коричневые туфли. Белая сорочка вызывающе смотрелась на фоне серого неба, но и она выскочила их брюк и топорщилась, соответствуя ситуации. Небо застилала серая пелена, а невдалеке маячили миражами жидкие деревья. Возможно, это всё показалось, поскольку после тьмы беспощадный дневной свет резал глаза и доставлял дополнительные страдания?.. Пришлось зажмуриться…

– Ну, что – жмур? – спросил кто-то.

– Да нет, ещё дышит… – ответил другой голос.

Вытащенный на свет человек приоткрыл глаза, но из-за сухости во рту язык не шевелился и поэтому издать какой-то звук, а уж, тем более, что-то произнести у него не получалось. В ещё подвешенном состоянии он заметил машину скорой помощи и людей в медицинской форме: фельдшера – молодого человека с бульдожьим лицом и врача, здорово в возрасте, сероватого и «матёрого». Но его благополучно опустили на сырую землю. Врач подошел и, заметив вялые признаки жизни, произнёс:

– Бомжу скажи спасибо, он скорую вызвал.

Рядом стоял бомж – носитель всех запахов подземного мира канализации. Это был не такой импозантный бомж, который ему, герою повествования, повстречается позже, в Таиланде, но свой, российский и родной бомж… Тот, что повстречался позже, был англичанин, непонятным образом оказавшийся на улицах Паттайи. Носил затасканный клубный пиджак от мусорного ведра к помойке и собирал пустые алюминиевые банки. Грязноватый, но с прямой осанкой и не теряющий сомнительного достоинства туманного Альбиона… Наш герой никогда не критиковал человека за его выбор. Этот же, родной, бродяга вполне соответствовал образу жизни и занимаемой «должности». У всех людей России полное вживание в роль: чиновник, так чиновник, барин, так барин, а если бомж или нищий, то на все сто процентов.

– Тоже мне, скорая, часа три вас ждал, аж замёрз – капризно кочевряжился бомж.

– Не бузи, у нас забастовка намечалась. Могли вообще не приехать. – неожиданно заявил водитель скорой.

Бомж был грязным и вонючим, в рваной куртке, с всклоченными волосами ржавого цвета, спутанной и свалявшейся колтунами бородой с проседью, отупевшее лицо «украшал» шрам, тянувшийся через нос и щеку. Он смотрел куда-то мимо выцветшими глазами с пепельным оттенком, пританцовывал и щёлкал заскорузлыми пальцами в грязных трещинах вшей, что копошились в складках давно нестиранной одежды.

– Эй, лепилы, забирайте это говно быстрее отсюда. Лаврентия Павловича на вас, уродов, не хватает. Он бы вас, тунеядцев, давно к стенке поставил! А этот, – бомж ткнул пальцем в страдальца, – ишь, разлёгся! Не даёт людям отдыхать…

И полез обратно в люк канализационного коллектора.

– А почему «говно»? – поинтересовался водитель.

– Хорошую вещь в канализацию не выкинут. – безапелляционно отрезал тот и исчез в трубе коллектора.

И только уже откуда-то из утробы подземелья раздался инфернальный окрик:

– Уходя, закройте дверь!

– Что? – хором удивилась бригада скорой помощи.

– Чего-чего! Крышку на место верните. – потребовал подземный житель, после чего уже умолк насовсем. Но медики не откликнулись на его требование, а подняли пострадавшего на каталку, поудобнее зафиксировали, закатили её внутрь машины и помчались в путь. Фельдшер ловко приладил капельницу к руке транспортируемого и расположился рядом.

В полузабытьи мужчина услышал разговор врача с фельдшером.

– Что у него с сознанием? – спросил доктор.

– Оглушение. Довезём, наверное… Если извозчик не подведёт. Не подведёшь, Григорьевич?

– Постараюсь. – буркнул водитель.

– Послушай, Федя, давно собираюсь тебя спросить, – продолжал доктор, – а почему ты в институт не поступаешь? Ты же умный парень!

– Потому и не поступаю, что умный. Вы сколько лет учились, прежде чем профессию получили? Восемь? – поинтересовался, в свою очередь, фельдшер.

– Примерно, так. Шесть лет в институте, два года в ординатуре, и тогда уже дипломы на руках.

– А зачем?

– Так – профессия же, и престижно, вроде как… – высказался врач.