Элена Джованнетти - Картохин двор

Адриан устроился на низкой каменной лавочке у стены и с удовольствием смотрит на Нину. Красивая. И это её звенящее воодушевление, даже детский восторг. Адриан слушал её и смотрел на мои разваливающиеся стены иначе – её глазами. Мне кажется, он начал различать неясную пока перспективу.

Нина стоит прямо перед входом, напротив крыльца с где-то истёртыми тысячами шагов, где-то разрушенными временем ступенями. Около него выросла огромная ель, её ветви раскинулись на добрых четыре метра в диаметре, и теперь по ступеням можно пробраться с трудом, только если совсем согнуться. Когда её здесь посадили, то рассчитывали постригать вовремя. И она моя ровесница, её верхушка уже давно переросла и стены, и черепичную крышу.

– Смотри, – Нина заинтересованно смотрит прямо на меня, – над входной дверью выдолблены какие-то буквы и цифры. «IHS, QG и AD 1842…». Что это может означать, не знаешь?

– Скорее всего, что этот дом построен церковью – и год основания.

– Кто же здесь жил?

– Может, приходской священник с семьёй… Не знаю, надо у местных спросить. Я недавно здесь живу.

– И номер дома – «45», —помолчав, заметила Нина. Заглянула за угол. – А у второго крыльца – «47». Здесь было два хозяина?

Адриан пожал плечами и ничего не сказал. Нина постояла на крыльце, оглядываясь вокруг. Когда меня любили и ухаживали за фруктовыми садами и оливковыми рощами вокруг. Тут и там лопаты, грабли, полуистлевшие корзины, глиняные горшки и огромные вазоны для цветов и благородных кустарников – напоминания о прошлой жизни.

– Как же здесь было красиво, наверно!.. – Нина повернулась к Адриану и без перехода спросила, – Ты чувствуешь себя в Италии дома?

Он сразу понял, о чём вопрос. Эмиграция – это как умереть и родиться заново. В чужой стране у эмигранта не остаётся ничего из прежней жизни – кроме себя самого.

– Ты знаешь, да. Я живу в Италии пятнадцать лет, приехал ещё совсем молодым – на заработки на стройке. Я всегда хотел быть строителем…. И меня вдохновляет итальянская архитектура.

– Так что можно сказать… ты здесь на своём месте?

– Думаю, да…

– А я – нет. И я теперь уже не знаю, где мой дом. То, чем я занималась в России, не получилось здесь. Моё российское образование, мой предыдущий опыт работы оказались никому не нужны в Италии. И это как очнуться в бурю на деревянной доске посреди моря – почвы под ногами нет, не видишь ни берегов, ни горизонта. – Нина перевела дух, помолчала. – Мне долго было жаль прошлой жизни…Теперь начала привыкать к новой. Стараюсь забыть про ностальгический флёр.

– А с Костанте у вас как? – спросил вдруг Адриан. Он подпёр голову рукой, приложив указательный палец к виску, и пристально смотрел на Нину. Во время ремонта он проводил с ними много времени и давно заметил, что не так уж всё гладко в этой семье. Им было сложно договориться по многим вопросам, они ссорились даже из-за направления паркетных досок. И Адриан знал, что если не ладится в любви, в семье, то и весь антураж – будь то новый дом, машина, работа – не принесёт радости. Радость должна быть внутри. И решил задать прямой вопрос. Нина коротко взглянула на него и снова уставилась на меня, прищурив глаза:

– Ты проницателен… – и поспешила перейти на другую тему. – Знаешь, мне кажется, я здесь уже бывала. Я чувствую себя здесь, как у дедушки дома…. Странно, да?

– Ну…. Если учесть, что живёшь ты за поворотом дороги…. Нет, не очень. Ты просто не обращала на это внимания, но, проезжая мимо, наверняка видела и дом, и двор и всё, что в нём. Забора-то нет.

– Может и так, может и так, – пробормотала Нина.

Адриан спокоен и расслаблен. Ему нравится наблюдать за Ниной. Она принялась бегать по двору, как любопытная девчонка. У неё поминутно меняется выражение лица: то она беззвучно шевелит губами, то улыбается своим мыслям. То вдруг остановилась перед домом и задрала голову вверх, чтобы разглядеть, что там, за выбитым ветром окном. В сумраке спящих окон виден только потолок с рыжими кирпичами и коричневыми балками да люстра.

– То ли хрустальная, то ли стеклянная – в пыли не понятно, – сообщила она Адриану.

– Ты слегка чокнутая, да? – рассмеялся тот, поднимаясь, обошёл меня слева и остановился у входа в подвал.

Нина перевела взгляд на лестницу и взбежала по ступеням. На двери висит ржавый замок и по отметинам на дереве понятно, что в дом пытались забраться. Ручки нет, и вместо замочной скважины зияет дыра, но массивный висячий замок пока ещё надёжно держит оборону. Его не смогли сорвать. Сама дверь основательная, дубовая, но уже настолько прогнила, что вот-вот слетит с петель от следующего порыва ветра.