Джон Эдгар Уэйн Персиваль - Марк Циммерман

– Чего замолчал? – голос Райнхольда вновь зазвучал мягко и бархатисто, лицо преисполнилась былой радушностью и добротой. – Верховный совет одобрил кандидатуру моего сына, но вот Марка никто не спрашивал. Решение остается за ним. Хоть тебе и не нравится, что я даю своему сыну выбор, однако, Элион, смирись с этим.

– Во всем виновата твоя слабохарактерная жена-бунтарка! – теперь Элион сделал Равенну козлом отпущения в сложившейся ситуации. – Она у тебя под носом поддерживает волнения, что происходят среди молодых советников Аррата. Наступил XXI век, и все вдруг стали добрыми и толерантными. Из-за Равенны твой сын слаб!

– Я знаю, что моя жена не согласна со многим, на чем зиждется совет Аррата. Ее право. Но я не считаю человечность в моем сыне слабостью. Мы с тобой выросли в суровые времена. Возможно, совету пора преобразится. Иначе Аррата окаменеет, застряв где-то в прошлом, с давно закостенелыми ценностями.

– Это ересь! Райнхольд, будь благоразумен. Отдай мне своего сына на воспитание, – эти слова взбудоражили Циммермана.

– Я не дам тебе погубить моего сына! – мужчина ударил по столу. Элион испугался и вжался в стул. – Давай я тебе напомню историю о двух мальчиках, безоговорочно слушавших своего отца и погибших по его вине. Элион, твое бездействие, убежденность в хитросплетениях судьбы стоили твоим сыновьям жизни! За подобную халатность совет Аррата лишил вас с женой возможности заводить детей или воспитывать чужих. Подобное решение далось мне с трудом, ведь мы друзья, но оно правильное.

Элион нервно скрипел зубами и томно молчал, устремив разъяренный взгляд в пол.

– Старый друг, – Циммерман снова стал добрым и понимающим, – не вмешивайся в то, что еще даже не решено. Моему сыну только семь лет. Ответственность на его плечи ляжет лишь в семнадцать. За десять лет люди сильно меняются, особенно дети. Доверься мне, как и всегда! – Райнхольд не желал ссориться с Элионом. Но мужчина не понимал, что их дружбе давно пришел конец.

– Пока ты у власти, Циммерманы будут держаться на плаву, но как только твоему сыну перейдет твой пост, ваша семья исчезнет.

– Это угроза?

– Да, Райнхольд, это угроза! Верховный совет разорит вас, а тебя лишат всех чинов и титулов в Аррате. Раздавят, как букашку. Думаешь, другие советники поддерживают твое пацифистское правление? Нет! Ты им всем надоел.

– Но пока я – глава совета Арраты. Не забывай это, советник! – Райнхольд был сокрушен, утрачивая силу с каждой минутой их разговора. – А сейчас тебе лучше покинуть наш дом, наши земли и эту страну!

– Как прикажешь, верховный советник! – язвительно ответил Элион. Мужчина встал с кресла и направился к двери.

– Элион нар Салиндер! – Циммерман впервые назвал мужчину полным именем. – Мне жаль, что власть ослепила тебя и разрушила нашу дружбу.

– Сентиментальный ты стал, Райнхольд. Это погубит весь твой род!

Элион выскочил из кабинета, чтобы больше не слушать тот бред, что нес Райнхольд. Спускаясь по лестнице, он чуть не снес с ног горничную, а у входа налетел на Равенну.

– Предательница! – заявил мужчина.

– Предатели – вы, те, кто погряз во власти и поисках Первозданности. Не видать вам ни могущества, ни силы. Придет день, и ты склонишь голову передо мной!

– Сумасшедшая сука! – выругался Элион.

– Вон! – закричала женщина, указывая на дверь гостю. Элион вылетел из дома и, долго не думая, тут же покинул поместье Циммерманов.

– С вами все хорошо? – подбежала к Равенне горничная, наблюдавшая за диалогом хозяйки с гостем.

– Да, – стараясь расслабиться, ответила женщина, – скажите мужу, что обед готов, и он может спускаться!

– Хорошо, мадам.

За обедом все молча ели, наполняя столовую клацаньем вилок и ножей об фарфоровые посудины. Иногда о своем присутствии напоминали слуги, шаркающие при ходьбе. Напряжение нарастало с каждой секундой. Ничего не понимающий Марк вопрошающе смотрел на своих родителей, грозно переглядывающихся все время. Будь он чуть старше, конечно же, поинтересовался бы, что произошло, что за странный гость их посещал и почему у родителей нет настроения.

– Я наелся, – сказал тихо Марк. От неловкости ему хотелось раствориться, чтобы родители его не увидели.

– Ступай к себе, – сказала Равенна. На минуту лицо матери преобразилось; она улыбнулась и приветливо кивнула.

Марк выбежал из столовой, чтобы вырваться из гнетущего молчания. Разногласия между родителями заставляли ребенка чувствовать себя виноватым в сложившейся ситуации.