Сергей Вересков - Шесть дней

нежелательном варианте , начинаю чувствовать тошноту, а затем боль внизу живота, которая накатывает на меня волнами. Ну, снова началось, прямо сейчас. От этой ноющей боли мне делается страшно, кружится голова, и я заставляю себя не думать о Саше, хотя это почти невозможно. Но я знаю, так надо – моей жалости не хватит на нас обоих. Хорошо, что я отправила его в поездку, пусть побудет подальше от Москвы.

Единственный вопрос, который остается в голове, когда приступ страха проходит, очень простой: хватит ли сил, чтобы справиться с этим нежелательным вариантом , если он случится? В голове проносится все, что я знаю о раке (что это очень больно и очень унизительно), и я понимаю, что у меня нет на него ответа.

Саше Негину 33 года. Он ехал в Сочи в полном одиночестве – выкупил целое купе, чтобы не знакомиться со случайными людьми: он не любил вести пустые разговоры, слушать чужую музыку, мириться с раздражающим ночным храпом. Самолет тоже не был сейчас подходящим вариантом: в детстве они с матерью обычно путешествовали на поезде, и он хотел вспомнить, как это было. Он давно планировал совершить ностальгическую поездку, но все не решался, а тут жизнь сама подтолкнула его к этому шагу. У мамы несколько лет назад в городке под Сочи умерла тетка, с которой они почти не общались, и, так как у престарелой родственницы не было детей, квартира по наследству досталась им. Мама еще тогда собиралась ее продать, но постоянно находились поводы, чтобы повременить с этим. Вот, например, сейчас она снова занялась своим здоровьем – решила сделать несколько обследований – и с квартирой предоставила разобраться Саше. «Иначе она просто утонет в пыли и плесени, или дом рухнет, в конце концов. В любом случае, денег мы уже не получим», – сказала она, с облегчением перекладывая на Сашу квартирные хлопоты.

Он вспоминал об этом, привалившись к окну: в купе стоял знакомый сладковатый запах, смешанный с запахом свежего белья. Под лязганье колес Саша смотрел то на пляшущее в углу солнце, прерываемое тенями от электрических столбов, то на свое отражение в окне, словно бы плывшее по голубым и зеленым деревенским домам, по желтым полям, по серым неузнанным платформам.

На вокзал он добирался один – провожать его было некому: с Ларой он давно расстался. Никто так долго, как она, – целых три года – не продержался рядом с ним, терпя его невыносимо ровный, если не сказать равнодушный, характер. Только Лара, только она. Своевольная и живая, со вздернутым смешным носом. Когда они прощались у него дома, она все стояла между лестничной площадкой и холлом, не решаясь совсем выйти, как бы зависнув между мирами, – говорила, что еще позвонит (и звонила), называла подлецом и «моим единственным». Саша слушал все это с тоской, но так и не смог придумать никаких новых причин для расставания, а просто еще раз попросил уйти: «Иди, Лара, иди, я знаю, у тебя сегодня еще много дел – и у меня, кстати, тоже».

– Чай или кофе? – проводница постучала в дверь и пробубнила тяжелым голосом. – Не хотите кофе? Или, может, чаю. – Снова крепкий стук в дверь. – Чай вкусный очень. Очень вкусный чай. Я советую! – закричала проводница, но Саша ничего не ответил, и она удалилась, напоследок с удовольствием ударив ладонью по двери.

Сашина мама всегда была рачительной женщиной и потому в дороге редко что-то покупала, все необходимое она брала с собой. Чайные пакетики, термос, кипятильник, вареную картошку, сосиски, колбасу кругляками, ветчину, яйца, мягкие бананы, яблоки с коричневыми подтеками, нарезанный кусками торт «Ленинградский» – все это она умудрялась сложить в аккуратную кожаную сумку, которую сама несла до вокзала, приглядывая одновременно за сыном и мужем. Она всегда следила за временем и никогда никуда не опаздывала, а больше всего в людях не любила безответственность. Своим характером, даже не желая того, она изводила себя и близких и мучилась от окружавшего ее несовершенства.

Достав бутерброды и термос, Саша поужинал в тишине – солнце за окном почти исчезло, а тени достигли горизонта. В детстве он любил смотреть в окно и, пока мама читала какую-нибудь книгу в мягком переплете, пока разгадывала кроссворды, мог часами наблюдать за уносящимся пейзажем, то засыпая, то опять просыпаясь: его завораживало, что поезд мчится посреди неизвестности, как бы выхватывая из небытия отдельные картины и показывая их ему. Порой он думал, что ни за что на свете не согласился бы жить в одной из глухих деревенек, мимо которых проносился поезд, а иногда, наоборот, хотел поселиться там – особенно когда в окне уже виднелись горы, тут и там усеянные крохотными белыми домиками.

Читать дальше