А вот Настя за эти годы заметно изменилась. Жизнь сурово побила ее, разбив все ее прежние романтические идеалы. Она, если можно так сказать, преждевременно помудрела. Стала строже, даже где-то суровее, безропотно приняв бразды правления семьей в свои руки, и на все что происходило вокруг нее, смотрела теперь излишне трезво, иногда даже цинично. Мужа она теперь воспринимала, как свой крест, который предопределено ей нести до конца жизни. На все его «шалости» и мимолетные увлечения она смотрела со снисходительной усмешкой, как мать смотрит на проказы любимого ребенка. Она уже поняла, что Гришкин неистовый нрав невозможно усмирить, как невозможно посадить ветер на цепь, но требовала от него лишь одного: чтобы он всегда был примерным отцом для детей.
Одевалась Настя теперь скромнее, чем в Ялте – не позволяли средства, но и теперь, как и прежде, несла себя, коронованная косой соломенного цвета, с царственным достоинством. По правде ей было чем гордиться. И не только сохранившейся внешностью и статью. За «Настиными пирожками» в наркоматовскую столовую, как она теперь называлась, несмотря на карточную систему, всегда толпился народ.
И как же хотелось Насте, чтобы Нюся посмотрела на ее детей, на квартиру, как они ладно обустроились, на сам город. Конечно, Сталинабад – это не Ялта, и даже не Кропоткин, но все же город, обещающий стать со временем не хуже других столичных городов.
А город, действительно, хорошел день ото дня. Родившийся при Советской власти на перепутье горных тропинок из кишлака, куда по понедельникам со всех окрестных кишлаков народ съезжался на базар, он постепенно превращался в настоящий город. Созданный в 1924 году городской исполком сразу же приступил к созданию «кишлака наркоматов», как шутливо называли тогда будущую столицу республики жители, потому что через считанные месяцы их стало больше, чем оставшихся после Гражданской войны частных строений. Теперь уже никто не может проверить достоверность информации, но бытовало такое мнение, что в декабре 1925 года дюшамбинцами могли называть себя всего 283 человека. Но ровно через год население Дюшамбе насчитывало уже 6 тысяч человек.
К тому времени, когда Шепелевы перебрались сюда из Ялты, город уже носил гордое имя вождя и отца всех народов – Сталинабад, и население выросло в разы. В 39 году город насчитывал уже 82 тысячи человек. Город рос как любимое дитя в семье – стремительно и неприметно. Казалось, что пустырей, застроенных всего-то год назад, никогда и не было. И глядя на новые зеленеющие улицы и районы, уже с трудом вспоминалось, что же было на этом месте.
Новая, советская власть, как ни тяжело шло ее становление, в отличие от царской, у которой была одна забота – собирать налоги с окраин, заботилась о народе, благоустраивала не только центральную часть, но и окраины. Сталинабад, еще небольшой по количеству населения, но очень уютный и доброжелательный, расцветал на глазах старожилов, к которым уже вполне можно было отнести и Шепелевых. Дома и улицы, зеленея высаженными скверами и деревьями вдоль дорог, как единственное спасение от зноя, росли как грибы, все дальше и дальше в прошлое оттесняя глинобитные кибитки с высокими глухими заборами – дувалами. Вдоль дорог и по дворам протянулись километры арыков, журчащих спасительной водой. В них с утра до позднего вечера, плескалась детвора, не глядя на национальности. Жарко было всем без разбору.
Вообще в Сталинабаде была какая-то своя, особенная аура. Здесь, кроме коренного населения, собралось удивительное сообщество людей. В Сталинабаде находили приют люди разных национальностей и вероисповеданий, в большинстве своем бежавших на окраину страны кто от раскулачивания, кто от голода, кто от лютости властей, кто в поисках лучшей жизни. Здесь никто и никогда не выпытывал у человека, по какой причине он оказался в такой глуши. Если захочет – расскажет сам. Пусть здесь и жили по законам огромной страны, но сознание того, что она, эта страна, где-то там, очень и очень далеко, за горами, создавало иллюзию свободы, обособленности и недосягаемости. И эта иллюзия порождала особый дух товарищества и взаимоподдержки. Все приезжие здесь помимо своей воли становились одной национальности. Местное население всех приезжих называло «урус» – русский. Да, к слову сказать, и местного населения в те времена было меньше, чем приезжих. Они составляли всего десятую часть жителей. И все, кто приехал, для них были русские. Это было уважительное обращение, потому что русские несли с собой новую жизнь, новую культуру. Они строили дороги, города, фабрики и заводы, проводили свет, учили детей. В Сталинабаде уже стали открываться институты. В 39-ом открылся Медицинский, а чуть позже и педагогический. Город превращался хоть и в небольшой, но по-настоящему столичный город.
Читать дальше