Григорий Каковкин - Вот!

– Вы что-то хотели? – спросила блондинка, будто выглядывала из окошка справочного бюро.

– Я хотел спросить: что слышно?

– Ничего, – пожала плечами блондинка. – Едут.

Вернулся в машину. Сел.

«Мы ничего не знаем про мир… вот эта девица с пухлыми губищами – кто? Все познается только как типаж, у нее работает „Эхо Москвы“, и уже ничего не понять. Случайность во всем! Случайность… Вот тебе и „прикинь“… Если бы остался ночевать у себя на Чистых, маршрут-другой, и ничего бы не было! Не встретился, не поцеловался бы с этой! Кто она? Кто может быть так свободен?! Просто – „модель в постель“! Только они могут быть так свободны! Кто еще?..»

Решетников снова посмотрел в запотевшее зеркало – слушает радио, можно сказать, его профессиональную радиостанцию, ему даже приходилось там выступать, но никогда не приходило в голову, что «Эхо» слушают такие…

Решетников включил преемник, ту же волну, зазвучали те же знакомые голоса, что в «ниссане», – рассуждали об итогах голосования по бюджету, – даже ему это показалось невыносимо скучным. Переключил клавиши – лучше музыка. Опять взглянул из своего аквариума в ее – там, предположил он, пахнет духами, свежестью, молодостью, провоцирующей женской наглостью, все же что-то есть в этих блондинках, хотя в его жизни не случилось ни одной. И самому стало смешно – нет, он счастливчик, настоящий счастливчик, просто проживший уже полжизни без блондинок. Он начал вспоминать жен и подруг своих друзей, вычеркивая из этого списка перекрашенных: почему-то они не подходили для его околонаучного исследования. Еще один разведывательный взгляд через зеркало: «Красотка, этого не отнять, может выбирать, кого захочет». Решетникову захотелось, чтобы выбрали его – «Может, попросить телефончик?» – формально он почти свободен, дело о разводе перенесено для повторного рассмотрения из-за «наличия ребенка», но, конечно, это пошло и несолидно, к тому же трезвый расчет: инспектор обязательно познакомит их в протоколе.

Минут через пятьдесят размышлений о случайностях в жизни, о блондинках и брюнетках, о мужской свободе подъехал молодой парень, полицейский на «форде», достал рулетку, бумаги и начал оформлять. На канареечного «мента» в жилете так же действовали светлые волосы, голос с хрипотцой, яркие губы. Решетников уверен, накачанные косметологом. Много блондинка не говорила – только моргала кукольными глазами, прекрасно зная свою женскую силу, зная, что мир сам по себе, без усилий, крутится вокруг нее. Фамилия у нее оказалась необычная – Говорун, имя для Решетникова важное, судьбоносное – Ольга.

– Ольга Николаевна, подпишите здесь, – попросил полицейский после формальных замеров рулеткой. – И здесь… И здесь… И вы тоже. В тех же местах.

– Холодно, пойдемте в машину – оформим остальное.

Решетников, именуемый теперь потерпевшим, и блондинка, виновник аварии, сели рядом на заднее сиденье полицейского «форда». От нее действительно пахло, как из кондитерской, сотней аппетитных запахов.

«…вопрос в рефлексии – как глубоко она понимает силу своих чар, обаяния, притягательности? Если понимает, значит владеет оружием и, как всякий вооруженный человек, опасна… это как в избирательной кампании…» – не мог остановиться в своих мыслях Решетников.

– Теперь все! Отдаю на руки копии, и можете ехать, – неожиданно произнес полицейский. – Все!

– А я?! А я… у меня там что-то капает… я могу ехать, лейтенант?

– Ну, давайте посмотрим, что там капает! – Возбужденный неожиданным шансом гаишник тут же согласился помочь.

Втроем синхронно вышли из милицейского «форда» и отправились к столкнувшимся машинам. Решетников поднял с асфальта отколовшийся кусок бампера, придумывая, можно ли приклеить, и зачем-то совсем уж никчемный осколок фары, положил поднятое с асфальта в багажник, захлопнул его и сказал, оборачиваясь к ним:

– До свидания, я поехал.

Они даже не повернулись. Успокоил себя тем, что – молодые, а он – старый. Такие мысли в районе пятидесяти лет преследуют многих мужчин.

Через полчаса, в агентстве, несколько раз с красноречием продал встречным сотрудникам рассказ об аварии, о великолепной блондинке… влетела, когда стоял на красный, слушает «Эхо Москвы», может быть, даже интересуется политикой, но губы вот такие…

Решетников вошел в кабинет к Стасу еще в волнительном полете, пожали руки, сел напротив.

– Извини – сам понимаешь, рвался, но… на светофоре… с ума сойти – просто стоял!