Дарья Гущина-Валикова - Кира и наследники. Роман

– Спрашивай, спрашивай, – рассеянно подбодрила она, вынимая из кармана сигареты и озираясь в поисках зажигалки или спичек.

Покуда она нашла коробок, потом закуривала, потом небрежным жестом приглашала желающих присоединиться (таковых не нашлось), я решила отодвинуть второстепенные вопросы и перейти ближе к делу.

– Каким образом… у тебя складываются отношения с «Дон Гуаном»? Они как-то вмешиваются в творческий процесс? Ну, может быть, ставят условия по поводу финалов или там сюжетных линий…

«Дон Гуаном», нетрудно догадаться, называлось то самое издательство, где в серии «Любовь и долг» выходили её романы.

– Да, в общем, не так чтобы слишком… Только твердят всё время: секса побольше! Самого традиционного – но побольше! Ну, надо – так пожалуйста… А в принципе-то у них установка на умеренную сопливость и конечную лучезарность. Последнее – уже посложней будет, конечно. Но вообще-то, – добавила она, – допускаются и некоторые колебания генеральной линии. Так что договориться с ними пока ещё можно.

Действительно – ни соплей, ни общей лучезарности в её вещах мною обнаружено не было…

– А названия? Они даются автором или по согласованию…

– Да предлагаю им обычно с полдюжины на выбор. Одно – более или менее подходящее, четыре – так себе, сойдёт, и последнее – для дебилов. Угадай с одного раза, какое они в конце концов оставляют?

Н-да, вопрос – риторический…

– «Любовь и долг»! – усмехнулась она не без горечи. И пробормотала: – Всё это так же ново…

– Как белый волк и верный Казанова, – машинально продолжила я.

Она, хотя и вовсе и не экзаменовала меня специально, явно осталась довольна.

– Вот то-то и оно!.. Что с них возьмёшь… кроме прожиточного минимума. Пожалуй, надо ещё сварить.

Она загасила сигарету, поднялась, потянулась и неторопливо направилась к плите.

– А… ты вообще-то знакома с тем, что в этой серии выходит? – как бы между делом поинтересовалась я ей в спину.

– Да пыталась как-то… две или три книжки, – небрежно ответила она, возясь с кофеваркой. – Но что-то, знаешь, не пошло.

Я позволила себе понимающе хмыкнуть, и всё-таки зачем-то добавила: – Они ведь не только… новичков печатают. Ведь и маститых иногда выпускают – ну, там… – и назвала два имени писательниц-ветеранок, профессиональных, крепких беллетристок – с неистребимо-мещанской, правда, сущностью.

– Вот именно – …, …, – с выразительной интонацией повторила она оба имени, но тут же поправилась: – Только: я никого не упоминала. Никаких персоналий. А то все эти подкусывания друг дружки в печати… такой детский сад склочный… Нафиг!

– Понятно, – сказала я.

– Да и про «Дон Гуана», мне бы, небось, не стоило – кормильцы, чёрт бы их взял… Как видишь, не научилась я ещё интервью давать, – усмехнулась она.

– А я – брать, – пробормотала я почти про себя, но она

расслышала и простодушно не поверила: – Да брось-ка! Мне

говорили – уж не один десяток раскрутила… Ты ведь давно в газете-то?

– Нет, недавно, – поспешно сказала я, пытаясь увести разговор от скользкой темы. – А вот всё-таки: примерно два романа в год – это их условия или…

– Постой-постой, – протянула она, оборачиваясь, – а они, вроде, когда договаривались, сказали, что Никонова – их ведущая обозревательница, старейшая… В смысле – работает со дня основания… или даже – до дня основания… и всё такое?

У неё явно не было ни желания в чём-то меня уличать, ни даже заподозривать чего бы то ни было… И тем не менее это как-то само собой получилось.

«Ну и идиотка же ты!» – сказала я самой себе мысленно, а вслух бездарно раскололась: – А я – не Алина Никонова.

Не умею я долго врать, и всё тут!..

– Та-ак, – пропела она, заметно развеселившись неожиданному повороту сюжета. – А кто ж тогда? Откуда ты, прелестное дитя?

– Меня зовут Вета, – обречённо произнесла я.

– Вета, это: Иветта? Елизавета?.. А может быть, от Светы? – как ни в чём ни бывало, включилась она в игру.

– Елизавета. Баринова. Лина просто не смогла приехать, а я вызвалась ей помочь, вот и всё.

– Ты тоже журналистка?

– Нет.

Кофеварка стала подавать признаки жизни. Она вернулась к ней, не переставая поглядывать на меня с явным любопытством.

– Ну, а кто же? Чем занимаешься?

– Вяжу на дому носки. И продаю их на базаре.

Это было принято должным образом, то есть за шутку, хотя на самом деле являлось не таким уж далёким от истины. На лице юноши, дотоле безучастном, возникло сдержанно-ироничное выражение.