– Ты что мне даёшь?! Я токарь третьего разряда! А ты мне платишь будто я разнорабочий! Столько лет на Фабрике, а ты меня не помнишь. Совесть потерял!
– Не шуми, папаша! – процедил счетовод. – Мистер Гадсби урезал часовую ставку, так что получай сколько дадено и вали отсюда! А не нравится, можешь жаловаться ему лично!
Наглец указал на окно верхнего этажа в административном корпусе. Оно отличалось от других круглой формой и светилось яркой желтизной. Мауи увидел ушастый силуэт – сам хозяин Фабрики наблюдал за процессом оплаты подённого труда.
Старый рабочий поупирался ещё немного, но взял гроши и пошёл восвояси, утирая слёзы обиды.
Следующими в очереди были молоденькие мышки – по виду брат и сестра. Измученные дети жалобно смотрели на счетовода в надежде, что он им даст немного больше денег. А получили всего две монеты на двоих. Мальчик стал возмущаться, что отработал в сушильном цеху целый день, а денег хватит только на кусок хлеба, но сзади незаметно подошёл часовой и огрел мальчишку между ушей. Мышонок упал как подкошенный. Толпа заволновалась, а часовой ощерился и поднял повыше алебарду. Сестре не оставалось ничего, кроме как поднять несчастного и увести прочь с фабричного двора.
На Фабрике широко использовался детский труд. Обычно малышей посылали туда, где не пролезали взрослые: внутрь механизмов, в узкие трубы и дымоходы. А денег им почти не платили.
– Да что это за место проклятое? – прошептала Александра.
На двор вышли хомяки в опрятных синих рубашках и с портфелями, видимо, инженеры. Этих пропускали без очереди и платили немало: хомяк старательно пересчитывал деньги, прежде чем подписать ведомость.
До Мауи снова докатились гвалт и гомон, теперь со стороны жилых домов. На площадь высыпали жёны и дети рабочих. Они тянули шеи, выкрикивали имена своих кормильцев. Должно быть, услышав гудок в конце смены, родичи собрались и побежали сюда.
По мостовой застучали колёса фургона, запряжённого четырьмя землеройками. Возница и его помощник бодро соскочили с козел и сняли фанерную стенку. За ней обнаружились прилавок и ящики, набитые разной снедью. Помощник зазывал народ покупать овощи на ужин.
Многие так и делали. Деньги переходили из потной ладони рабочего его рачительной хозяйке, а от неё – в лапу торговца. От повозки несло подкисшими помидорами, но никто не жаловался. Нередко за еду отдавали всё заработанное за день.
Окончив расчёт, старший счетовод подошёл к подёнщикам, готовым наняться в ночную смену. Объявил, что возьмут только четверых. И тут же в очереди началась драка. Несчастные колотили друг друга, кусали за уши и таскали за хвосты. Их никто не разнимал: ни часовой, ни счетоводы, ни рабочие.
– Я опытный плотник, возьмите меня! – кричал тощий мышак, придушенный мускулистой крысой. Стукнув обидчика в лоб, рабочий продолжил собеседование: – Не берите его! Он объелся «Утренней звезды»! Зачем вам такой?!
– Как это зачем? – удивился старший счетовод, который был заодно представителем отдела кадров. – Под «Утренней звездой» он будет в литейке чугунные чушки перекидывать за троих.
– Да это же дрянь несусветная! – не унимался плотник. – Видели, что делает с мышью за пару месяцев? Не знаете?! А я вам скажу: превращает в дрожащее ничтожество. Да он не сможет дойти до гнусного ведра и оправиться как положено!
– Нам-то что с того?! Пусть поработает здесь, пока в силах, а потом мы его выгоним и возьмём другого. Нет отбоя от желающих работать на нашей чудесной Фабрике! – загоготал старший и пальцем поманил крыса: – Эй ты! Иди сюда! Мы тебя берём!
Крыс расхохотался и пошёл за ворота, попутно шваркнув плотника о землю. В глаза бросалось, насколько энергичным, возбуждённым выглядел этот крыс, как пружинисто он шёл, как резко поднимал и опускал лапы при ходьбе. А вот плотник, напротив, поднялся с трудом. Он стряхнул пыль с брюк и не оглядываясь побрёл прочь, бормоча себе под нос:
– А пропади всё пропадом! Пропью последнее!
– Мауи, ты слышал? – Александра толкнула мышака локтем в бок. – Пойдём за ним! Может быть, он идёт именно в «Три топора».
Так они и сделали. Плотник шагал через площадь, без церемоний расталкивая рабочих. В нём кипела обида на несправедливую и несчастную жизнь. Клокоча, она выплескивалась наружу, брызгая ругательствами. Мауи и Александра старались держаться позади него, опасаясь, что серая тужурка затеряется в толпе.
Плотник свернул к жилым домам и пошёл через грязные дворы, едва освещаемые редкими фонарями. Они походили на пчелиные соты и отделялись друг от друга воротами. Их запирали на ночь, что-де способствовало общественному порядку. На самом деле ворота помогли бы полиции быстро изолировать зачинщиков бунта, пока зараза мятежа не перекинулась на соседей.
Читать дальше