Владислав Корнейчук - Тень Ельцина. Книга содержит нормативную лексику

─ Это довольно редкий экземпляр, мсье Облаков. В Париже на Клиньянкур вам такой за пятьдесят франков не продадут, ио-хо! – хохотнув, заметил Мерсье, когда они с Облаковым отошли от продешевившей псковской бабки…

«Н-да, усиленно учим французский. Также надо первым делом хорошенько осмотреть окрестности Ниццы – Кань-сюр-Мер, Сен-Поль-де-Ванс… – рассуждал про себя Облаков, глядя на два распахнутых и почти уже забитых всякой всячиной чемодана. – Климат там прекрасный, места, конечно, потрясающие».

Актеру оставалось пробыть в неблагоприятном климате еще несколько часов. Так и не решив, что делать с не выброшенной мелочевкой, он сгреб ее в пластмассовый пакет. Перед выездом решу, подумал он. А вообще, надо взять только то, что войдет в два больших чемодана. В процессе сборов как всегда, оказалось, что взять хочется гораздо больше, чем влезает. Дмитрий постоянно оптимизировал имущество (переезжать приходилось довольно часто), но накопилось много разного хлама. А главное – он забыл пристроить в хорошие руки несколько увесистых альбомов живописи. Кому их отдать? Галину Семеновну шедеврами разве проймешь? Улетят альбомы в мусоропровод!

Приехав в Москву после окончания школы в Пскове, Дмитрий поменял адресов не меньше, чем Моцарт в Вене. Ареал обитания иногороднего артиста в то время был – от коммуналки над Елисеевским магазином до девятиэтажки на окраине Люберец. Даже во временно пустовавшем загородном доме Татьяны Артемовны довелось померзнуть: стояла поздняя осень, а дров народная артистка СССР не завезла… В общем, натерпелся Облаков в ожидании больших ролей.

ГИТИС Дмитрий окончил, когда уже никакого распределения и в помине не было. Во времена Советского Союза выпускники вузов в Москве, Ленинграде и республиканских столицах возмущались: оканчиваешь вуз, но если московского, ленинградского (далее по списку) штампа в паспорте нет, то поезжай в Омск, Саратов, Астрахань трудиться в местном театре. Мало кто с легким сердцем отправлялся служить на периферию.

Послевузовское распределение либералы с демократами ликвидировали. Не хочешь в Омск – не надо. Но только в столицах тебе никто ничего не обязан предоставлять. И в другой город, если хочешь, можешь разве что на свой страх и риск ехать.

Получив диплом «актера драматического театра и кино», Облаков не сразу придумал, что с ним и с собой делать. Шел 94-й год. Дмитрий ходил на актерские кастинги, а однажды на платформе пригородного сообщения увидел своего однокурсника. Тот крутился среди зевак, наблюдающих за манипулирующим наперстками и шариком крепышом.

Гриша Гусинкин подмигнул Облакову и продиктовал семь цифр домашнего номера.

─ Звякни мне вечером, Димастый! – по-свойски крикнул он коллеге-артисту, устремившись к подошедшей электричке.

─ Зарплата в театре – сам понимаешь, – сказал вечером Дмитрию по телефону ассистент подмосковного наперсточника. – Подрабатываю. Не только на жизнь, но и на такси хватает.

Два раза в неделю Гусинкин становился в своем театре Кушать Подано, а в свободное от «основной работы» время изображал зеваку или «азартного Парамошу».

─ Штабных мест, – спросил Облаков актера-шулера, с которым когда-то учился в ГИТИСе, имея в виду место в штате, – у вас там не предвидится?

─ Разве что в «группе поддержки».

Облаков тогда был еще полон артистических амбиций. Шестнадцать лет назад, в 94-м, в возрасте двадцати одного года, он, конечно, еще верил в то, что станет, если не великим, то известным, актером театра и кино. А пока жил более чем скромно – макароны, чай, «Пегас»…

Крылатый конь, как известно из древнегреческой мифологии, был любимцем муз. «Любимец муз» Дмитрий Облаков предпочитал эти сигареты всего лишь за дешевизну и постоянное присутствие в ассортименте ближайшего ларька.

Он и после встречи с Гусинкиным продолжал посещать актерские кастинги и через несколько месяцев снялся в эпизоде «Ночной бабочки», ставшей одним из лидеров проката. Потом пошли всякие телесериалы и разная реклама, жизнь у московских актеров к началу нулевых немного наладилась.

Дмитрий увидел и вытащил из пластмассового пакета старую записную книжку, которую вел еще в старших классах и какое-то время в театральном институте. Повертел в руках, раскрыл. «Просто выкинуть? А ведь некоторые шестизначные номера телефонов, скорее всего, актуальны. Можно позвонить в свое псковское детство – Шурику или Оксанке…»

В подаренной и даже подписанной отцом, маленькой – семь на двенадцать – книжке со страницами в клеточку Облаков обнаружил массу поистине исторических записей.