Анна Илюшина - Актриса на всю голову. Психологическая повесть

Любопытно так лежать и думать. Я точно не умирала. Во-первых, потому что мне не больно. Во-вторых, тут слишком темно, нет света, нет ангелочков, нет ни-ко-го совершенно. И наконец, я слишком маленькая, чтобы умирать. Нет, для своей сестренки-то я большая, но для смерти маловата. Даже представляю, как этот страшный мужчина без лица и с косой пришел, увидел меня и говорит: «Тьфу, ну что за клиенты пошли, еще пожить не успели, а уже зовут. Иди отсюда, девочка, чтобы я тебя не видел еще пару десятков лет». И положил меня сюда.

Обычно, когда я долго лежу и не могу уснуть, у меня начинает жутко чесаться нос. А сейчас просто хочется найти свою руку, потому что мне кажется, что я стала невесомой. Как будто я мысленно могу перемещаться в какие-нибудь места – например, в башню заточения или снова домой. Но я совершенно не способна там двигаться. Уверена, что потом, когда мне помогут встать, я увижу, что руки мои никуда не делись, как и ноги. Просто хочется встать самой. Я, кажется, очень перепугалась. И почему так сильно клонит в сон?

За ужином впервые возник вопрос о выборе профессии и поступлении в вуз. Папа надеялся, что я буду изучать языки и впоследствии стану работать в министерстве иностранных дел. Мама поддержала отца, но добавила, что и сфера туризма и гостиничного дела кажется ей привлекательной.

Я выслушала их доводы и тихо сказала: «Я бы хотела в театральное. Могу вам сонет Шекспира прочитать». И уставилась в тарелку. Виолетта драматично прикоснулась тыльной стороной ладони ко лбу и запрокинула голову. Родители переглянулись. Мама первой нарушила молчание: «Аня, туда сложно попасть просто потому, что в такие заведения династиями актеры поступают. Только дети артистов, понимаешь?»

Я посмотрела на папу. Он кивнул.

Все понятно. Просто боятся мне правду сказать: с таким лицом в театры не берут. Да я бы хоть Квазимодо весь свой век играла, главное – быть на сцене, проживать каждый момент чьей-то судьбы… Попробую их убедить.

И я вспомнила, как однажды в шестом классе заменила исполнительницу в постановке школьного театра. Та девочка заболела, и кто-то порекомендовал меня нашей учительнице по литературе. Мне досталась роль мачехи в «Золушке», и я так вживалась в образ, что иногда на переменах – неожиданно даже для себя – начинала отчитывать Золушку или раздавать поручения пажам, которые носились по коридорам с мячиком или сражались в своих мальчишеских поединках. Но я была на седьмом небе от счастья, что могу играть по-настоящему, в театре. Мне сшили длинное черное платье, украшенное большими желтыми цветами, и смастерили шляпу с широкими полями, на которых гнездились пышные желтые астры. На сцене я забывала, что это просто пьеса, а я – девочка со шрамом на лице. Я жила в том сказочном мире. Пусть всего несколько часов.

Мы выступили блестяще, и руководство решило отправить «Золушку» на районный конкурс школьных театров. Я тоже поехала, хотя ученица, которую я заменила, уже выздоровела. Но они оставили в спектакле меня. Значит, меня заметили! Так мне выпал шанс играть еще раз.

Через пару месяцев в классе мне вручили грамоту «За лучшую женскую роль». Этот лист плотной розовой бумаги с волшебными словами казался пропуском в мир, который я считала закрытым для себя. Я купила рамочку и поставила награду на видное место в книжном шкафу. Чтобы помнить, что все возможно, нужно только мечтать. И играть иногда роли – дома, после школы, – чтобы в любой момент смочь кого-то заменить. Ну или просто не потерять навык.

Довольная тем, что напомнила родителям о своем таланте, я выжидательно посмотрела сначала на папу, потом на маму. Но через пару секунд моя спина похолодела, словно меня огрели глыбой льда. Мама сказала, что в жюри на том конкурсе сидела ее давняя знакомая, которая и выписала грамоту по старой дружбе.

Значит, никакого таланта и нет?

Я молча встала из-за стола, забыв убрать за собой тарелку.

Закрывшись в своей комнате, я испепеляла взглядом розовый листок в стеклянной рамке, который так долго служил проводником в волшебный мир и так быстро потерял всякий смысл. Хотелось швырнуть фальшивую награду в стену, чтобы смотреть, как разлетаются осколки надежды, порвать эту злосчастную бумажку на тысячи кусочков, а потом рыдать несколько часов, оплакивая несбывшиеся мечты. Последний пункт никто не отменяет, но вот грамоту я, наверное, просто уберу в коробку с памятными вещами. И кажется, придется сделать перерыв в разыгрывании ролей. Творческий кризис у меня.