Василий Рем: Мои воспоминания

Далее по улице Хуторской, под острым углом отделявшейся от Плановой, нужно было проехать вдоль сельсовета и клуба и на первом перекрестке повернуть направо, в сторону полевого тока, где летом сушили зерно. Затем – налево, на Ивотский шлях, который, петляя вправо-влево между лесопосадками, выходил к селу Ивот и тянулся мимо пенькозавода, что стоял за селом Ивот, через тогда еще деревянный мост реки Ивотка, в направлении села Крупец. Про село Ивот в народе ходила интересная поговорка. Жители села часто говорили фразу: «Москву возьмут – Ивот столицей станет». Откуда она взялась, никто толком не знал.

После села Крупец на горизонте показывались трубы военных заводов города Шостка, это были знаменитые в те времена на всю страну «Свема», «Химреактив», «Девятка» и «Пятьдесят третий». Уже по одним только названиям понятно, что все они были военного назначения.

Вообще, до города Шостка всего-то сорок пять километров, но добираться приходилось в открытом кузове машины ГАЗ-51 или старого ЗИЛ-157, глотая пыль полевых дорог Полесья. Так эту местность называли в прессе. Автобусы начали регулярно ходить гораздо позже, когда проложили брусчатку, а затем и асфальт. Хотя назвать эту дорогу асфальтированной можно было с большой натяжкой. Её ширина позволяла проехать только одной машине, и в те далёкие времена все ехали по летней дорожной пыли. А в весенне-осеннюю распутицу машины с набитыми битком кузовами людьми едва ползли. С утра в сторону города, а вечером – обратно. Просто не верится, что это было со мной и на моём веку. В это время на Кубани, откуда я с родителями переехал в село Глазово, всё уже было электрифицировано, а центральные улицы покрыты асфальтом. Делать уроки при керосиновой лампе было для меня дико и весьма неудобно.

Но, наконец, в деревню завезли дизель-генератор и поставили столбы, от которых в каждый дом провели провода. Правда, электроэнергию давали только в часы утренней и обеденной дойки, а ещё вечером – на период показа кинофильма в местном клубе. Кстати, билет в кино после хрущёвской денежной реформы 1961 года стоил пять копеек.

С появлением электричества в деревню пришла почти цивилизация. Жители начали покупать электрические чайники – для быстрого подогрева кипятка к чаю или просто так, например, помыться. Первый телевизор я увидел ещё на Кубани, он стоял в Ленинской комнате консервного комбината. По вечерам мы с улицы через окно смотрели телепередачи. Звука, конечно, не слышали, но черно-белая картинка на голубом экране просто завораживала. И неважно, что там показывали – соревнования по водным лыжам или конькобежному спорту. Смотрели все подряд, не отрываясь, пока проходящий мимо работник не прогонял нас по домам.

В селе Глазово первый телевизор появился, как и положено, у директора школы Петра Трифоновича. В те времена директор школы считался в деревне самым уважаемым человеком. Кстати, он был фронтовиком, командовал знаменитой «Катюшей». Даже председатель колхоза и председатель сельсовета по авторитетности отходили на второй план. Это потом, когда они уже много наворовали и стали очень богатыми по сравнению со скромно живущим на одну зарплату директором, народ поневоле выдвинул их на первые места. Назначение на должность тогда получали чисто в зависимости от принадлежности к партии, которая в СССР была только одна – КПСС. Есть у тебя партбилет – значит, будет и руководящая должность, решение общего собрания колхозников имело мало значения.

В кулуарах о председателе колхоза говорили всякое. Но на собрании все дружно поднимали руки за предложенную райкомом кандидатуру, голосование тогда было открытым. Новый председатель видел, кто голосует за него, кто против, кто воздержался, хотя таких смельчаков, как правило, не находилось.

Вторым по значимости после председателя колхоза обычно был заведующий молочно-товарной фермой либо тракторной бригадой. Им было что воровать и чем привлечь на свою сторону колхозников. Председатель сельсовета постепенно отошёл на задний план и обладал скорее формальной властью – справку выдать, печать поставить. Однако было в его воле и то, что могло в корне изменить судьбу человека, – именно он давал разрешение на получение паспорта, а значит, от него зависела возможность уехать из деревни. Молодёжь тогда насильственно удерживали на селе и приучали к работе в колхозе. Очень редко кто мог получить паспорт и отправиться в город на учебу. Правда, тогда уже вошли в практику направления на учебу от колхоза в ПТУ, техникумы, институты, но только по необходимым для колхоза специальностям и с условием обязательного возвращения в родной колхоз для работы. Паспорта таким студентам тоже не выдавали – только направление, которое было главным документом. Купить у председателя сельсовета справку на получение паспорта мог позволить себе не каждый. Конечно, детям председателя колхоза, заведующего машинно-тракторной станцией (МТС) и МТФ, а также директора школы эти справки доставались, как говорится, по блату. А остальные расплачивались за свободу кто чем мог – кто мёдом с личной пасеки, кто мясом, кто самогоном: денег тогда в колхозе было мало, вся плата за трудодни была в виде натуральной продукции. На заработанные «трудодни» давали сено, зерно, услуги по вспашке огородов и только совсем немного выплачивали деньгами. Да и то в основном к сентябрю, чтобы детей в школу одеть-обуть. Это потом, уже при Леониде Брежневе, начали выдавать паспорта всем желающим без исключения. Такая была у нас власть, такая партия и такая жизнь.