Ева Морозова - Я никогда не умру

На меня глазеют две девочки лет пятнадцати и два пацана. Одному около десяти, другой явно постарше. Ещё один – лет шестнадцати – затягивает верёвочную лесенку обратно в домик.

Я, недолго думая, начинаю разговор довольно агрессивно. Я уже поссорилась дважды за этот день, мне уже нечего терять, так что завершим начатое.

– Что здесь такое? Какой-то тайный клуб? – я делаю максимально устрашающее лицо, но выгляжу, наверное, смешно.

Парень, убиравший лестницу, проходит мимо меня и садится напротив.

– Мы рады видеть тебя у нас, – заговаривает он. – Позволь мне рассказать, кто мы такие.

Он меня жутко бесит.

– Мне плевать, кто вы такие, я просто хочу знать…

– Если ты пришла, значит, тебе не плевать, – перебивает он меня.

Вот наглый тип!

– Мы – «Лесное братство», а здесь, можно сказать, расположен наш штаб. У нас есть миссия…

– Хм, странно. Я думала, парни твоего возраста не занимаются такой чепухой, – перебиваю на этот раз я с максимально, как мне кажется, надменно-равнодушным видом. Но его это, кажется, ничуть не выводит из равновесия. Я быстро прерываю его, когда он снова собирается заговорить:

– Я пришла сюда только затем, чтобы узнать, кто из вас, придурков, запустил мне в окно самодельную стрелу.

Братва виновато переглядывается, шестнадцатилетка отцовски смотрит на них и говорит:

– Ребята, мы же договаривались, что не будем так рассылать приглашения. Кто это сделал, выйди и попроси прощения у Ани.

У Ани? Я стою, замерев, и чувствую себя так, словно меня облили ледяной водой. Откуда он знает моё имя? Он следил за мной? Кто это и что здесь вообще происходит? Может быть, я сплю?

Легонько щипаю себя и тут же замечаю, как десятилетний пацан, подойдя ко мне, виновато говорит:

– Прости меня, Аня. Мне просто нравится пускать стрелы, и я думал, что ничего страшного не случится. Я… Я что-нибудь разбил?

Да, мелочь пузатая. Разбил. Я хотела бы хорошенько отругать его сейчас, но стою как оглушённая и молчу. Предводитель братства сверлит меня взглядом и, собираясь с силами, я с расстановкой произношу:

– Больше так не делай. Подумай, в другой раз ты мог бы попасть кому-нибудь в глаз.

Я в шоке от того, как мягко это прозвучало. Он просто обезоружил меня своим извинением.

Вижу, что он хочет что-то возразить, но потом думает и говорит только:

– Хорошо, Аня. Я действительно поступил глупо.

Ну и ну. Услышать за один вечер от современных детей извинение и признание своей ошибки – для меня это реально шок. Слишком много странного происходит сегодня.

Когда он садится на своё место, я бросаю взгляд на предводителя.

– А теперь рассказывай, что это такое, – приказываю я и вижу, как он жестом предлагает мне сесть.

Макс

Рано утром я как обычно выхожу в кухню, чтобы сделать себе кофе и провести время в одиночестве страдающего бессонницей человека. Удивляюсь, когда вижу за столом отца. В это время он обычно спит.

– Утро, – роняю я. – Сам решай, какое оно для тебя. Тоже не спится?

Включаю чайник и бросаю взгляд на отца. Меня вдруг словно прошибает током от выражения его лица. Я никогда не видел его таким. Он словно бы постарел за ночь лет на десять. Я начинаю что-то соображать. Мои догадки какие-то смутные, и я гоню их прочь, надеясь, что это не так.

– Что-то случилось? – мой голос звучит слабо и немного хрипит.

Отец смотрит на меня, и от его взгляда мне хочется провалиться сквозь землю.

– Всё, – отвечает он, и осознание страшного сразу сваливается на меня.

Всё.

***

Я с трудом уговорил Аню сходить в магазин. Да, помнится, я обещал себе взять все домашние дела на себя, пока ей плохо. Но сейчас плохо мне.

Я иду прочь от дома через небольшую посадку. Я иду и сам не знаю, куда и зачем. Сейчас это почти неважно. Мне просто нужно время, совсем немного времени, чтобы остаться наедине с самим собой и осознать всё, что произошло. Просто прожить ту боль, которую приходится прятать. Сейчас она слишком остра, чтобы я мог притворяться постоянно. И я просто делаю перерыв. Хотя бы несколько минут, чтобы побыть одному. Это всё, чего я сейчас хочу.

Останавливаюсь и сажусь в траву, прислоняясь спиной к дереву. Вот тот долгожданный миг, когда я могу снять маску жизнерадостного и неунывающего парня и остаться тем, что я есть.

Всё это ради Ани. Просто для того, чтобы она не порезала себе вены или не наглоталась таблеток. Сестра никогда не говорила об этом вслух, но я, кажется, знаю это с того самого дня, когда эта мысль впервые обозначилась в её голове. Аня даже не представляет, насколько точно её лицо отражает то, о чём она думает. Я вижу эту её затею в том, как она смотрит вечерами на реку. В том, как она стоит перед открытым окном, вглядываясь в небо и не замечая ничего вокруг. В том, как она замирает, когда чувствует, что что-то не так, когда я лгу ей. Эта мысль так и сочится через её кожу. Не увидит этого разве что слепой.