Ева Морозова - Я никогда не умру

Делаю кофе, искоса поглядывая на сестру. Она выглядит так, как будто не смыкала глаз ни на минуту. Скорее всего, так и было. Обычно у неё всё написано на лице.

– Держи, – я протягиваю ей кружку.

– Мм, спасибо, – отвечает она, пытаясь улыбнуться.

Минуты две-три мы молча пьём кофе. Я поглядываю в окно за спиной Ани и вижу, как небо и земля возле линии горизонта окрашиваются в алый. Утро в деревне, должно быть, потрясающее.

– Макс, – роняет наконец Аня, прерывая молчание.

– Мм?

– Мне кажется, зря мы это всё затеяли.

– Что именно? – я уже знаю, что она имеет в виду. Просто тяну время, чтобы придумать больше аргументов и отговорок. Пусть это нечестно, но сейчас так нужно.

– Ну, всё это, – она описывает указательным пальцем круг в воздухе, обозначая дом.

– Я знаю, что ты думаешь, – начинаю я. – Ты считаешь, нам нужно быть сейчас с мамой.

– Да, – кивает Аня, хотя это был не вопрос.

– Я чувствую сейчас то же самое, что и ты. Просто пойми, сейчас так будет лучше. Для всех. Мы все жутко вымотались, мы не можем даже нормально поддержать маму, утешить её.

Я вижу, что мои слова мало влияют на неё. Сестра хмурится и отводит взгляд. Должно быть, она думает, что я несу какой-то бред. Немного теряясь, говорю снова:

– Так будет лучше сейчас.

Аня резко вскакивает, глаза её загораются гневом.

– Да что вы закудахтали: «Так будет лучше, так будет лучше»? Кому? Кому будет лучше, Макс? Ты хотя бы не ври мне.

– Тшш, Ань. Отец спит.

– Плевать! – она складывает руки на груди и смотрит на меня как на врага народа. И она в каком-то смысле права. Аня чувствует, что сейчас я не на её стороне. Она просто ещё не понимает, что это для её же блага. Сейчас Ане восемнадцать, но она порой ведёт себя совсем как ребёнок.

– Хорошо, сядь, – я беру себя в руки. Аня садится, но её поза и выражение лица остаются враждебными.

– Ну? – левая бровь её поднимается, а губы вытягиваются уточкой. Это выглядит угрожающе и забавно одновременно.

– Послушай. Я устал видеть, как мама страдает…

– Пф-ф, тоже мне новость, – перебивает Аня, но я терпеливо продолжаю и говорю чистую правду.

– Она не столько мучается от своей болезни, сколько от того, что происходит с нами.

– Что ты имеешь в виду? – выражение её лица меняется от гнева до лёгкого замешательства.

– Она видит, что нам тоже тяжело и очень сильно беспокоится за нас. Это не помогает ей справиться с болезнью, это усугубляет её состояние. Ты же понимаешь это?

Аня молча медленно кивает, и я продолжаю.

– Мы все устали и не можем никак её утешить сейчас. Разумно будет взять небольшую передышку, чтобы все могли успокоиться и прийти в себя. Ты же помнишь, как маме стало плохо, когда ты расплакалась в последнее наше посещение?

Я вижу, как выражение её лица с каждой секундой становится всё мрачнее и мрачнее, и быстро поправляю себя:

– Ты не виновата в этом. Просто пойми. Маме тоже больно видеть, как мы страдаем. Нам нужно собраться, нам нужно быть сильными, чтобы дать сил ей. Понимаешь?

– Угу, – медленно протягивает Аня. Я, конечно, немного лукавлю, но мои слова производят в ней действие. Это хорошо. Она, может быть, уже слышала это, но не до конца осознавала.

– Да и потом, Ань, – я делаю вдох, собираясь начать опасную тему. – Ты же не думаешь, что мама не замечает, как ты моришь себя голодом?

Вместо привычной вспышки гнева сестра опускает взгляд, ссутуливается, ёрзая на стуле, и вяло отбивается:

– Вовсе это не так. Просто аппетита нет.

– Ты все равно должна есть. Ради мамы, – отрезаю я. Сестра пытается протестовать:

– Не так уж сильно я похудела…

– Ань, – резко обрываю я, – кого ты обманываешь? Мы не слепые.

– Я просто…

– С какой бы целью ты это ни делала, я надеюсь, ты понимаешь, что в первую очередь вредишь маме.

Я знаю, она понимает. И вижу, что ей совсем не нравится, что я говорю, потому что это правда. Аня, должно быть, надеялась, что я ничего не замечаю. Но я вижу её насквозь. Отпивая остывший кофе, завершаю:

– Не одной тебе плохо.

Сразу понимаю, что это ошибка. Аня вскакивает, бросает на меня злобный взгляд и чётко, с расстановкой произносит:

– Да пошёл ты!

В следующее мгновение я вижу, как она бежит к двери на чердак и мгновенно скрывается за ней. Слышится резкий хлопок дверью. Если отец проснулся, то больше уснуть не сможет.

Удивлён ли я? Ничуть. В последнее время Аня часто реагирует непредсказуемо, но я понимаю, что должен извиниться, хотя сказал правду. Да, не одной ей плохо. Это правда. Не надо думать, что мы с отцом бесчувственные, только потому, что не объявили голодовку.