Виктор Семенов: Баиловский сад

– Товарищ старшина второй статьи, пленные немцы под Сталинградом были больше похожи на военнослужащих, чем ваше подразделение. Вы что, месяц по лесам из окружения выходили или за три года учёбы так и не смогли усвоить правила перехода курсантов по территории училища? И почему не приветствуете старшего офицера? Кто вам вообще присвоил звание старшины? Вам козу пасти доверять ещё рано, а вас поставили людьми командовать. Как ваша фамилия, товарищ старшина второй статьи?

Валерка от греха подальше решил обойти место, где происходила эта сцена, и тут же наткнулся на командира роты.

– Тагиев, а вы почему не на обеде? – спросил Назаренко.

– Товарищ командир, мне до часа нужно забрать диплом из типографии, пока они не закрылись на обед, а к двум часам прибыть с ним на кафедру к капитану второго ранга Сергееву.

– Хорошо, идите.

– Есть.

К типографии Тагиев подошёл за несколько минут до перерыва. В это время у курсантов начался обед, и там никого, кроме сотрудников, не было.

В течение двух минут Валерка получил новенький прошитый диплом и пошёл в класс, чтобы полюбоваться итогом работы, которой он посвятил столько сил и времени, а заодно проверить, нет ли там описок или ошибок, которые можно было бы исправить, пока есть время.

Ровно в два часа дня рецензента на кафедре не оказалось, поэтому пришлось ждать. А когда капитан второго ранга Сергеев появился в двадцать минуть третьего, он куда-то очень спешил, поэтому диплом у Валерки принял без вопросов, предложил зайти за ним во вторник и опять убежал. А Тагиев пошёл в роту готовиться к долгожданному увольнению домой.

У пятикурсников за месяц до выпуска увольнительные билеты лежали в столе дежурного по роте и были доступны курсантам в любое время, поэтому если кто-то из них решал слинять в город раньше времени, то никаких препятствий не было. Всегда можно было найти какой-нибудь благовидный предлог: необходимо поехать в городскую библиотеку за литературой для диплома, или в ателье на примерку офицерской формы, или необходимо заказать контейнер для отправки вещей к новому месту службы и так далее. Младшие командиры из своих же сокурсников эти предлоги не перепроверяли, а иногда и сами ими пользовались, а командиру роты было уже не до этого, так что уход пятикурсника в город на полтора-два часа раньше увольнения для решения служебных вопросов мало кого интересовал. И самое главное – все понимали, что курсантов пять лет учили, кормили, одевали, возили по всей стране по практикам и стажировкам, потратили на них уйму государственных денег и сейчас, за месяц до окончания учёбы, надо было их не прихватывать и закручивать гайки, а готовить к выпуску. Поэтому все старались не замечать и не создавать серьёзных поводов для громких скандалов, тем более с оргвыводами.

В четыре часа, то есть за два часа до начала увольнения, Тагиев решил, что до конца дня его уже вряд ли кто-то хватится, записался в книгу увольняемых на примерку в ателье, переоделся в форму номер два, проверил наличие документов и вышел из ротного помещения. А через десять минут он уже садился в автобус № 142, который шёл из посёлка Зых в город. Проехав минут пятнадцать, автобус неожиданно остановился посреди дороги. Передняя дверь открылась, и в неё, виновато улыбаясь, вошла женщина. Поблагодарив водителя, она, неловко держась за поручень, медленно прошла в середину салона и остановилась недалеко от Валерки. После бессонной ночи вставать и уступать место ужасно не хотелось, но сидеть, когда рядом стоят пожилые люди или женщины, было не принято, поэтому Валерка уступил вошедшей женщине место. В то время к женщине в Баку было уважительно-привилегированное отношение. Со стороны мужчины проявлять терпение к её просьбам и быть готовым помочь, если она о чём-то попросит, являлось не отвлечённым понятием хорошего тона, а повседневным бытом. Это правило действовало независимо от национальной или этнической принадлежности. Женщина могла поднять руку и остановить троллейбус или автобус там, где остановки не было и близко. В транспорте мужчины, как правило, уступали ей место. Проехав сколько надо, она просила остановиться и, благодарно улыбнувшись, оплачивала проезд водителю и выходила там, где ей было удобно. Но не ехать же до самой остановки, если здесь ей ближе. Если она была немощна или по каким-то другим причинам вызывала жалость, водитель при оплате проезда мог ей крикнуть: «Ай, ханум, лазым дыер (ничего не надо)» и вернуть деньги за проезд. А все пассажиры будут кивать, одобряя поступок водителя. Он поступил по-бакински.