Виктор Козько: Сад

— Граница на замке, и ключ у меня в кармане, — говорил командир пограничников, хлопая по карману.

Перед ним стоял маленький мальчик, и смотрел во все глаза.

— Как тебя зовут, товарищ? — спросил командир мальчика.

— Товарищ Мирон я, — ответил мальчик.

— Кто твой батька, товарищ Мирон?

— Нет батьки, мамки нет. Возьми меня к себе, товарищ Граница.

— Подрасти, возьму.

Командир крикнул высокому солдату:

— Рязанцев, саженец!

Солдат принес саженец, передал командиру.

— Держи, товарищ Мирон, — подал саженец мальчику командир. — Посади яблоню. Только лицом к югу…

Командир взял лопату и выкопал ямку, Мирон поставил в ямку саженец. Командир засыпал корни землей и положил руку на плечо мальчику.

— Теперь ты не сирота, товарищ Мирон, — сказал командир. — Теперь ты вместе с нами, как твоя яблоня среди сада. — И он повел вокруг рукой.

А вокруг народу много. Солдаты-пограничники закладывали сад, а им пришли помогать деревенские люди, парни и девчата.

Было солнечно, весело.

Было людно, празднично.

Играл медный оркестр.

— Пусть на зависть нашим соседям, — говорил командир, — поднимется на нашем берегу сад. И будь спокоен, товарищ Мирон. Граница па замке, и ключ в моем кармане.

Командир хлопнул себя по карману галифе.

На краю молодого сада пограничники закладывали казарму, тесали бревна, намечали фундамент.

Оркестр играл весело, звонко.

Мирон стоял рядом с командиром и был счастлив.

Но вдруг увидел, как мальчишка его лет схватил беспризорный топор и сиганул в кусты.

— Ах ты, контра! — прошептал Мирон к бросился, босоногим, вдогонку.

Долго догонял и к реке прижал.

— Отдай, Сидор, — приступил Мирон. — Иначе товарищ Граница уши тебе надерет.

А Сидор усмехнулся, бросил топор и омут и отряхнул руки.

— Ничего и не было… Показалось тебе.

— А-а-а! — издал Мирон боевом клич и накинулся на Сидора.

Сцепились они, стали бороться, на землю упали и бутузили друг друга.

Выросли яблони, белым цветом покрылись, стояли на легком ветру, как простоволосые девицы.

Должно быть, годы прошли, окреп сад. Возле яблони лежала чья-то каска.

А чуть поодаль — раскинул руки товарищ Граница.

Был он мертв.

Большой яблоневый сад скрывал длинное казарменного типа здание, возле которого ворчали машины и раздавались чужие голоса. Ближе к воде, с другого края сада, длинный и тощий парень рубил яблони. Топором орудовал умело — три-четыре удара, и дерево падает. Так он и шел от яблони к яблоне, на ходу смахивал со лба пот.

За водной полосой, на островке, притаились два человека, Мирон и юный адъютант Леник.

— Сидор, паскуда, — выругался Лепик. — Пальни, дядька Мирон.

— Жить надоело? — отодвинул подальше. винтовку Мирон.

Все больше падало яблонь, все полнее выступало здание и можно было различить немцев, что крутились возле машин.

— А я помню, как сад садили всей деревней, — сказал задумчиво Мирон. — В честь пролетарской революции.

— Так чего медлишь, дядька Мирон? — мучился Лепик. — Прибей гада, и драла.

— Лежи!

Должно быть, Сидору пить захотелось. Он коротким ударом вогнал лезвие топора в ствол дерева и пошел к воде. Пристроился удобно и только ладонью зачерпнул поды, как с другого берега позвали:

— Сидор!

Он поднял глаза, видит — Мирон, и винтовку в руке видит. Но не испугался, не засуетился, стал пить с ладони глотками.

— Ты что, гад, творишь?

Сидор вытер рукавом рот, сказал рассудительно:

— Работа… Не для них, для себя стараюсь, телку обещали. Или, говорят, пристрелим.

— От меня пули захотел?

Сидор подумал и мотнул головой. Мол, не желает. Потом поднялся.

— Я до тебя доберусь, — яростно потряс кулаком Мирон.

— Ты с ними воюй, — ответил Сидор. — А я что? Я сам по себе.

— Вот что… Телку сюда, как стемнеет…

На этот раз Сидор думал чуть дольше, но особенного огорчения на лице не было.

— Расписку дашь? — спросил он.

— Какую расписку, шкура?

— Что партизанам помогал… Чтоб по форме.

И пошел от воды, чуть сутулясь, размахивая длинными руками.

Выдернул топор, размахнулся…

И товарища Граннцу, и себя малого, и Сидора-порубщика, должно быть, вспомнил старый Мирон.

Старый Мирон сидел на берегу реки и удил. Рыба не клевала, поплавок неподвижно стоял на поверхности воды, но Мирон упорно ждал удачи.