Виктор Козько: Сад

— Дядька Мирон! Опять ты убежал к реке! Ну, как маленький…

Лепик подъехал на копе, спрыгнул с седла и подошел к старику.

— Не шуми, Лепик, — сказал Мирон. — Дай поймать последнюю рыбу.

— Последнюю… Придумает тоже! Еще поживешь, дядька Мирон.

— Знаю, что говорю, — повысил голос Мирон. — Не мешай.

Лепик вздохнул и опустился на траву, тоже стал смотреть на поплавок. Но долго он молчать не мог и стал говорить, притушив голос:

— Сидор в сельсовет ходил… Договорился вроде. Председатель сказал, что сад ничейный, бесхозный, так что, мол, сами решайте. Приказать, мол, не могу, а коли срубишь, нарушения не будет. Потому что, мол, у тебя, Сидор, три сына и все они в колхозе механизаторы. Но, мол, Мирона обижать нельзя, без его, мол, согласия не смей. Своевольничать, мол, не дам, хотя сад и бесхозный.

— Ты помолчать можешь?

— Могу. — И впрямь полминуты помолчал.

— Сидор говорит, — начал снова Лепик, — подниму сыновей ночью, говорит, и в четыре топора… Пусть потом, говорит, Мирон жалуется. Если сад бесхозный, ничего мне не будет. Государственное трогать, говорит, нельзя. А тут, говорит, можно. Да и яблони старые, как сам Мирон. Кому они нужны? Молиться, говорит, на них, что ли?

— Стихни ты, чертов сын! — зашипел Мирон.

Поплавок повело от берега, чуть дернуло и отпустило. Но через несколько секунд рвануло его вглубь, Мирон потянул, но не тут-то было. Рыбина попалась мощная и не давалась. Удилище согнулось, леска звенела от натуги. Мирон из последних сил тянул рыбину.

— Помогу! — подскочил Лепик.

— Отойди! — закричал Мирон и тянул, тянул рыбину.

Из воды выбросился большой окунь, рванул вбок. Мирон вел его на мелководье.

Оставляли силы старика и, должно быть, на миг расслабил он леску, рыба рванула и ушла. Мирон привалился к стволу дерева и улыбнулся.

— Ушла, — сказал он. — Все. Собирай снасти.

Он поднялся и пошел берегом к деревне. А Лепик собрал снасти, прихватил ведерко с прикормом и поспешил следом. Конь пошагал за Лепиком.

Мирон шел через сад. Остановился перед одной из яблонь, постоял молча. И двинулся дальше.

На крыльце своего дома сидел старый Сидор и смотрел на Мирона.

Потом повстречалась женщина средних лет, поздоровалась. Мирон остановился и задумался о чем-то, глядя под ноги. Женщина тоже остановилась, жалостливо улыбнулась:

— Не признали, Мирон Афанасьевич?

— Тебя, что ли? — покосился Мирон.

— Ну!

— Отец тромбу вырезал? — спросил Мирон.

— Отца-то моего откуда знаете?

— Ты же из Ковалева?

— Ну да. За Михаила Жука вышла.

— Знаю. Про отца спрашиваю.

— Сделал он операцию.

— А как твои сестры?

— Сестра у меня. Одна.

— А Галина? Хоть приемная, а сестра.

— Галина-то? В городе теперь. Двое детей. А у Нины мужа нет.

— Ничего, найдет. Ты вот что, Анна. Мальца береги своего. Толковый парнишка Сашок твой…

— Спасибо, — поклонилась женщина.

Мирон пошел дальше. Лепик шел рядом, крутнул головой:

— Чудно!

Мирон даже не посмотрел на него, занятый думой.

— Каждого сопляка по имени помнишь, дядька Мирон. Да кто его родители, кто дед и прадед, знаешь. Что у тебя за голова, дядька Мирон?

— Не суетись, — недовольно проворчал Мирон.

На крыльце он остановился, поглядел на деревню и шагнул в дверь. В хате позволил Лепику раздеть себя, лег в постель. Лепик прикрыл одеялом.

— Слушай, — сказал Мирон. — Напиши им. Всем поименно… Кубику, Мысе, Клопику, Гусаку… Найди адреса. Напиши каждому, что сад остался. Коли он нужен им, сад-то, пусть приедут, обновят. Коли он нужен им, сад-то, он будет. Детям накажут обновлять. Дети своим детям накажут. И так навсегда, на веки вечные. Понял ты меня, Лепик?

— Понял, батька.

— Ну и ладно. — Мирон вздохнул, говорить ему было тяжело. Посмотрел на Лепика, улыбнулся мягко: — Иди, не мешай. — И отвел взгляд.

В осенний ненастный день среди пней, что остались от сада, к длинному зданию казарменного типа, в котором еще недавно хозяйничали немцы, шел подбористый и ладный Мирон, в шинели, но без знаков различия. Рядом с ним шагали городского типа миловидная женщина в строгом костюме и средних лет плотный мужчина.

На дворе было пусто, и только у склада стоял какой-то человек, с колесом от телеги в руках. Мирон сперва мельком глянул па него, но что-то обеспокоило его и он пригляделся.

Это был Сидор.

— Подождите, — бросил Мирон и оставил спутников у крыльца, а сам направился к Сидору.

— Гляжу, гадаю — ты, не ты, — миролюбиво и без страха в голосе сказал Сидор. — Ну, здорово, Мирон!