Менялась страна, менялись отношения между людьми, их ценности и понимание добра и зла. За долгие годы изменилось очень многое, а старый дом так и продолжал стоять, переживая своих хозяев и переходя из одной эпохи в другую, как будто время о нём забыло.
Этот дом был построен на холме и имел три этажа и закрытый двор. На первом этаже было четыре квартиры и три подвала. Двери из крошечных кухонек-столовых открывались прямо во двор, а комнаты, уходившие вглубь холма, на котором построили дом, были глухие, без окон. На втором и третьем этажах было по шесть квартир. На каждом этаже был вытянутый вдоль него общий балкон, на который и выходили двери квартир этого этажа. К балконам вела лестница со двора.
Поначалу балконы были предназначены для того, чтобы по ним можно было пройти в ту или иную квартиру, но со временем жители дома начали их расширять, достраивать, укрепляя подпорками со двора, и использовать как дополнительную полезную площадь.
При этом общий проход на балконе оставался свободным, а на пристроенных площадях соседи складывали старые поломанные велосипеды, оцинкованные корыта для стирки, устанавливали самодельные лари, выставляли старые ободранные столы и стулья. В тёплую погоду за этими столами иногда пили чай, играли в нарды или что-то мастерили, а дети играли в настольные игры. В ларях хранили ненужный хлам: банки с ржавыми гвоздями и шурупами, старые выключатели и розетки, куски электрических проводов, остатки растворителя, открытые банки с полузасохшей краской, использованные малярные кисти, всё то, что ещё могло сгодиться в хозяйстве и что было жалко выбрасывать. А с годами напротив квартир начали появляться крепкие, добротные, покрытые толем кладовые, где под замком хранили наборы инструментов, дрели, запасы крупы, консервов, мыла, стирального порошка, мангалы, шампура и прочее.
Вдоль и поперёк двора проходила целая система верёвок для сушки белья. Одни верёвки провисали вдоль наружной части балконов, другие туго натягивались через ролики между балконом и стенкой напротив, а при необходимости приводились в движение. Кроме того, внизу через весь двор были натянуты ещё три верёвки, на которые развешивали бельё и подпирали специальными длинными палками с разрезом и крючком на верхнем конце, которые называли «подстановкой».
Чтобы попасть к себе домой на второй или третий этаж, нужно было пройти по общему балкону мимо соседских квартир. С наступлением тепла двери в них были, как правило, открыты и иногда завешены марлей с грузиками внизу (чтобы не сдувало сквозняком). Когда соседи готовили еду, ели или разговаривали у себя на кухне, все эти запахи и разговоры были слышны проходящим мимо. Кухоньки, которые служили и столовой, и прихожей, у всех были похожи. Как правило, в одном углу была вешалка, а вдоль стены стояли покрытый потёртой клеёнкой небольшой обеденный стол с табуретками или старыми стульями, газовая плита, разделочный кухонный столик с ящиками для ложек, вилок и тарелок и раковина с зеркалом для мытья посуды, умывания и бритья. А на подоконниках на старых треснутых тарелках стояли большие жестяные банки от консервов, в которые высаживали комнатные цветы.
Кто и когда строил этот дом, уже никто не помнил. Об этом ходили обрывочные слухи, а дети во дворе «по секрету» передавали друг другу, что в 1918 году в этом доме размещался турецкий штаб, и в трёх заброшенных подвалах в то время были камеры, где пытали и расстреливали арестованных.
Справа при входе в Валеркин двор находились четыре кабины общих туалетов. Жители двора иногда настолько неаккуратно справляли в них нужду, что туда невозможно было зайти, чтобы на что-нибудь не наступить. Всё это было не только видно, но и слышно, когда дворничиха тётя Люся раз в неделю приходила убирать туалеты.
Громким надрывным голосом закалённой в бесчисленных скандалах лячарки [9] Крикливая баба
, которая, как между собой говорили соседи, отсидела срок в лагерях и уже давно перестала чего-то бояться в этой жизни, тётя Люся каждый раз, не стесняясь в выражениях, вещала всему двору, что и о ком она думает, и грозила, что если она поймает ту суку, которая это делает, то он у неё «это говно жрать будет».
Утихомирить тётю Люсю никто из соседей не пытался. Причина её негодования и криков лежала на виду, и добавить здесь было нечего. Поэтому соседи старались делать вид, что их это не касается и молча пережидали эти крики. Часа через два вопли и проклятья во дворе постепенно стихали, и после её ухода двор был тщательно выметен, а туалеты помыты и посыпаны хлоркой. Но проходила неделя, и всё повторялось.
Читать дальше