Mel RedWolf - Ветер перемен. В краю скорби

Легкой изящной фигурой нависла Аэль над своей супругой. Сребро пламенные волосы свисали вниз с плеч и скрывали виски царицы, покрывали щеки. Руки расположились по обе стороны лица дурфы, а в душу через глаза заглядывали пытливо две глубины с немым вопросом. Связь пульсировала и жгла, сплеталась и тянула, как не родная, но необходимая, однако Аэль слишком желала сейчас выдрать ее, а не усиливать, не сближаясь еще этим шагом.

– Мои правила просты. Не пытайся ко мне прикоснуться больше допустимого, иначе сделаю больно. Можешь обнимать, целовать, хоть кусать, если это будет необходимо. И вот еще что…

Непривычно хриплый голос стих, а пушистые ресницы на половину скрыли за собой синеву глаз.

– Тебе требуется продолжить род, Дорэль, или ты не планируешь этого делать никогда? Есть некоторая условность, Дорэль, мне нужно это знать.

Дорэль еще больше от слов баргустки покраснела. Еще сильнее сжалась. Может сейчас даже смущеннее своей сестры была младшей. Но вот следующие слова отвлекли от накручивания обстановки. Правила?

Похлопала глазками крылатая, на постели мягкой оказавшись. Прислушивалась к словам баргустки. Приглядывалась к глазам ее, к губам, которые слова столь неожиданные говорили. Ее дыхание ощущала своей кожей и чувствовала, как близость даже такая… холодная, отстраненная. С желанием большим закончить скорее, все равно внутри огонь распаляла. Связь их натягивала. Только ответом улыбка послужила, а рука на щеку царицы легла.

– Великие решат, дарить мне детей, или нет. Что мое желание, по сравнению с их волей?

Хочет ли она детей? Детей от связи с любимой? С той, ради кого готова была и с жизнью легко попрощаться? Можно ли было сомневаться в ее желании…

– Упрямая женщина. Буду считать, что да.

Отозвалась Аэль, сердито собрав ручки девушки над головой, удерживая запястья в своем, а вот губы сочные мягкие требовательно прижались к губам крылатой, уже не так нежно, как прежде. Но все же Аэль позволяла привыкнуть к своей грубости. Губы скользили влажно, захватывая как центр, так и уголки губ дурфы, зажимали на миг другой, а затем отпускали из плена верхнюю или нижнюю губу. Только поцелуй, который перешел на личико, нежную кожу одаривал невесомыми касаниями.

– Если будет не приятно, скажи. В любой момент времени.

Шепнула баргустка, прильнув не долго к ушку, а там и кончиком язычка провела и пошла невесомыми касаниями наверх от виска к лбу. Пальцы ослабили хватку на кистях.

– Помоги мне с одеждой.

Шепнула вновь царица, губами остановившись у самого роста волос. Сердце стучало беспокойно. Даже если это требовалось, но, невольно, незримо, напряжение Дорэль сказывалось, будто под кожу ток вгоняли и это было не привычно, дискомфортно, напрягающе.

У дурфы брови на лоб поползли от такого напора. Но Аэль ведь сказала, что у нее свои правила и в этот раз Дорэль не сделает ничего. Потому что этот раз будет первым и последним для них. Только на поцелуй ответила. Более или менее. Может и скажет, что бревном лежала, но… сама ведь сказала не касаться лишний раз.

– Хорошо…

Одними лишь губами шепнула царица, чувствуя, как те пульсируют от ласк им перепавших недавно. Поцелуй пылкий сменился более легкими касаниями, которые мурашки на коже вызывали, и просьба… Руки от плена освобожденные к одежде скользнули, пуговки, завязки, кнопочки… все это очень скоро оказывалось бесполезным, и одежда летела в сторону.

Но глаза к голубым небесам поднять не могла Дорэль. Просто не могла потому, что не видела такой необходимости. Мучить себя еще сильнее… она ведь знала, чувствовала, понимала, что не желает этого Аэль. Всем сердцем и душой, и даже тело наверняка не желает. Но она должна, и кто же из вас двоих страдает больше, Дорэль? Подначивало сознание, нагоняя только большие тучи на небо и без того затянутое.

Аэль слабо улыбнулась, ощутив прикосновения руки. Хорошо, может это немного расслабит девушку, но по крайней мере займет. Это всего лишь связь, одна из многих, которые бывают у воинов, только это с собственной женщиной, той, которая любит. Нашептывала себе Аэль в глубине понимая, что это так, но там, где трещал разлом была пустота, промерзшая, мертвая. Она не могла дать жизнь, не могла воспламениться, не могла желать. Такого была мнения Аэль.

Губы нежно скользнули вновь от лба к переносице по носику к устам, которых вновь коснулись, но нежнее, шаг за шагом, поцелуй за поцелуем приминая их сильнее и только за уверенностью, что губы дурфы не напряжены последовал горячий влажный язык.